Бабур-наме (часть I) [Zahiriddin Muhammad Bobur]

События года восемьсот девяносто девятого (1493-1494[1])
Во имя Аллаха милостивого, милосердного! В месяце рамазане года восемьсот девяносто девятого я стал государем области Ферганы на двенадцатом году жизни.
Фергана[2] — область в пятом климате[3], находится на границе возделанных земель. На востоке от нее — Кашгар[4], на западе — Самарканд[5], на юге — горы Бадахшанской[6] границы; на севере хотя раньше и были такие города, как Алмалык, Алмату и Янги, название которого пишут в книгах Отрар[7], но теперь из-за [нашествий] моголов и узбеков они разрушены и там совсем не осталось населенных мест.
Фергана — небольшая область, хлеба и плодов там много. Вокруг Ферганы находятся горы; с западной окраины, где Самарканд и Ходженд[8], гор нет; зимой ни с какой стороны, кроме этой, враг не может пройти.
Река Сейхун[9], известная под названием Воды Ходженда, приходит в Фергану с северо-восточной стороны; пройдя через эту область, она течет на запад, проходит севернее Ходженда и южнее Финакета[10], который теперь более известен под названием Шахрухии, потом снова уклоняется на север и течет в сторону Туркестана[11]; значительно ниже Туркестана эта река, не сливаясь ни с какой [другой] рекой, вся впитывается в песок и [исчезает].
В Фергане семь городов; пять из них — на южном берегу реки Сейхун, два — на северном берегу.
Один из городов на южном берегу — Андиджан[12], который находится посредине. Это — столица области Ферганы. Хлеба там много и плоды изобильны, дыни и виноград хороши; во время созревания дынь [из-за обилия] не в обычае продавать их с бахчи, груш лучше андиджанских не бывает.
В Мавераннахре[13], кроме Самарканда и Кеша[14], нет крепости больше Андиджана. В городе трое ворот, арк[15] Андиджана находится на южной стороне. Вода поступает [в город] по девяти каналам; [самое] удивительное, что она [потом] не выходит ни в одном месте.
Вокруг крепости, с внешней стороны рва, большая дорога, вымощенная щебнем; крепость везде окружают пригороды, отделяемые от крепости рвом, по краю которого тянется большая дорога.
Дичи там много, фазаны неимоверно жирны; рассказывали будто четыре человека, приступив к фазану с приправой, не могут его прикончить.
Жители Андиджана — все тюрки; в городе и на базаре нет человека, который бы не знал по-тюркски. Говор народа сходен с литературным; сочинения Мир Алишера Навои[16], хотя он вырос и воспитывался в Герате[17], [написаны] на этом языке.
Среди жителей Андиджана много красавцев; Ходжа Юсуф, который известен в музыке, — андиджанец.
В воздухе Андиджана есть гнилостность, осенью многие болеют лихорадкой.
Еще один город — Ош[18]. Он стоит к юго-востоку [более — к востоку] от Андиджана, в четырех йигачах[19] пути; воздух там прекрасный, проточной воды много; очень хороша бывает весна. О достоинствах Оша дошло много преданий.
К юго-востоку от крепости стоит красивая гора, называемая Бара-Кух. На вершине этой горы Султан Махмуд хан[20] построил худжру[21]. Ниже ее, на выступе горы, я тоже построил в девятьсот втором году худжру с айваном[22]. Хотя его худжра стоит выше моей, но моя расположена много лучше: весь город и предместья расстилаются под нею. Река Андиджана, пройдя через предместья Оша, течет в Андиджан. На обоих берегах этой реки раскинулись сады, все сады возвышаются над рекой. Очень красивы в них фиалки.
В Оше есть текучая вода, очень хороша там бывает весна: расцветает много тюльпанов и роз. У подошвы горы Бара-Кух, между горой и городом, стоит мечеть, называемая мечетью Джауза. По склону горы течет большой ручей. Внешний двор мечети несколько покатый, там есть приятная, тенистая лужайка, поросшая трилистником; каждый путешественник и странник, проходя, отдыхает там. В Оше существует такая забава: на всякого, кто заснет на лужайке, пускают воду из этого ручья,
В последние годы жизни Омар Шейх мирзы[23] на этой горе нашли камень с белыми и красными прожилками. Из него делают ручки ножей, пряжки для поясов и другие вещи. Это очень хороший камень. В области Ферганы нет города, равного Ошу по приятности и чистоте воздуха.
Еще один город — Маргинан[24], к западу от Андиджана в семи йигачах пути. Это хороший город, полный всякой благодати. Гранаты и урюк там обильны и хороши. Есть один сорт граната, который называют донакалан; в его сладости чувствуется легкий приятный [кислый привкус] абрикоса. [Этим гранатам] можно отдать предпочтение перед семнанскими гранатами.
Имеется там еще сорт урюка, из которого вынимают косточки, [а вместо них] кладут внутрь [плода] ядрышки и сушат; называют его субхани, он очень вкусный.
Дичь там хорошая; белые кийики[25] попадаются близко.
Жители Маргинана — сарты; это драчливый и беспокойный народ. Обычай драться на кулаках распространен в Мавераннахре; большинство знаменитых кулачных бойцов в Самарканде и в Бухаре[26] — маргинанцы.
Автор Хидаи[27] — уроженец селения маргинанской области, называемого Ришдан.
Еще один город — Исфара[28]. Он стоит в предгорье. Там есть проточные каналы и приятные сады. [Исфара] находится к юго-западу от Маргинана, между Маргинаном и Исфарой девять йигачей пути. Плодовых деревьев там много, но в садах преобладают миндальные деревья.
Все жители Исфары — сарты и говорят по-персидски. В одном шери[29] к югу от Исфары среди холмов лежит глыба камня, называемого Санги-и Айна. Длиной [камень] будет приблизительно в десять кари[30], высотой же в иных местах — в рост человека, где ниже — человеку по пояс. Все вещи отражаются в нем, как в зеркале.
Исфара — гористая область из четырех булуков[31]. Один называется Исфара, другой Варух[32], третий — Сух[33] и четвертый — Хушьяр. Когда Мухаммед Шейбани хан[34], разбив Султан Махмуд хана и Алача хана[35], взял Ташкент[36] и Шахрухию, я вступил в эту гористую местность Суха и Хушьяра; терпя лишения, я провел там около года, затем направился в Кабул.
Еще один город в Фергане — Ходженд. Он расположен от Андиджана на запад в двадцати пяти йигачах пути; от Ходженда до Самарканда тоже двадцать пять йигачей пути. Это один из древних городов; из него [происходят] Шейх Маслахат и Ходжа Камал[37].
Плоды там очень хороши, ходжендские гранаты славятся своим прекрасным качеством. Как говорят: «самаркандские яблоки», так говорят: «ходжендские гранаты». Но в настоящее время маргинанские гранаты [считаются] много лучше.
Крепость Ходженда стоит на возвышенном месте. Река Сейхун течет мимо Ходженда с северной стороны, на расстоянии полета стрелы от крепости. К северу от крепости и реки стоит гора, называемая Муту-Гил; говорят, на этой горе находятся бирюзовые месторождения и другие рудники; на горе много змей.
В Ходженде есть прекрасные места для охоты на зверей и птиц. Белые кийики, олени, бугумаралы[38], фазаны и зайцы водятся там во множестве. Воздух в Ходженде очень гнилостный, осенью многих лихорадит. Рассказывали, будто даже воробьев лихорадило. Говорят, что воздух там гнилостный из-за гор на северной стороне.
Одно из подчиненных Ходженду [местечек] — Канд-и Бадам[39]. Это, правда, не город, но хорошенький городок. Миндаль в нем превосходен; По этой причине [Канд-и Бадам] и назван таким именем. Весь его миндаль идет в Хурмуз[40] и в Хиндустан[41]. От Ходженда [Канд-и Бадам] находится в пяти-шести йигачах к востоку.
Между Ходжендом и Канд-и Бадамом раскинулась степь, называемая Ха-Дервиш. В степи этой всегда дует ветер; на восток в Маргинан мчится ветер оттуда; на запад, в Ходженд ветер постоянно дует оттуда. Сильные бывают там вихри. Говорят, будто несколько дервишей попали в эту пустыню в сильный ураган. [Их разметало], и они не могли найти друг друга; стали кричать «Ха, дервиш, ха, дервиш», пока все не погибли. С тех пор эту пустыню и называют Ха-Дервиш.
Один из городов на северном берегу реки Сейхун — Ахси[42]; в книгах это [название] пишут: Ахсикет, так же как поэта Асир ад-дина называют Асир ад-дин Ахсикети. В Фергане после Андиджана нет города больше этого. От Андиджана к западу [до Ахси] девять йигачей пути. Омар Шейх мирза сделал его своей столицей. Река Сейхун течет под крепостью. Крепость стоит на высоком яру.
Вместо рва там служат глубокие овраги. Омар Шейх мирза, когда сделал Ахси своей столицей, еще раз или два копал овраги дальше, вне крепости. В Фергане нет [другой] такой неприступной крепости. Пригороды тянутся на расстояние более шери от крепости. Поговорку: «Где деревня, а где деревья?», вероятно, сказали про Ахси.
Дыни там бывают хорошие; есть один сорт дынь, называемый миртимури; неизвестно, существуют ли еще где-нибудь в мире такие дыни. Бухарские дыни [тоже] знамениты. [Но], когда я взял Самарканд и приказал привезти дынь из Ахси и из Бухары и велел их разрезать на одном собрании, [то] ахсийские дыни оказались вне всякого сравнения.
Дичь в Ахси очень хороша. Сторона реки Сейхун, где стоит Ахси, степная; там много белых кийиков. Андиджанская сторона — [сплошь] густой кустарник; там попадается много бугумаралов и зайцев, они очень жирные.
Еще один [город] — Касан[43], он находится к северу от Ахси. Это город поменьше. Как река Андиджана протекает от Оша, так река Ахси течет от Касана. Это местность с прекрасным воздухом. Так как ее красивые сады все находятся на берегу реки, то их называли «шубой из мерлушек». Жители Оша и Касана похваляются приятностью и чистотой воздуха [своих городов].
В горах, окружающих область Ферганы, есть хорошие летовки; на этих горах растет дерево табулгу[44] — больше его нигде нет. Табулгу — дерево с красной корой; из этого дерева вырезают посохи, выделывают ручки плеток, изготовляют клетки для птиц. Обстругав дерево, из него делают бесперые стрелы. Это очень хорошее дерево. Его привозят как подарок в далекие места. В некоторых книгах пишут, что «ябрух ас-санам[45]» растет на этих горах, но теперь об этом ничего не слышно. Слышал я про одну траву, которая растет в Йетти-кентских горах. Народ тамошний называет эту траву «аик-ути[46]» и она имеет свойства травы «михр-гиях[47]». Наверно это и есть михр-гиях, а те люди называют ее именем [аик-ути]. В этих горах есть бирюзовые россыпи и железные рудники.
Доходами с области Ферганы можно, если соблюдать справедливость, содержать три-четыре тысячи человек.
Так как Омар Шейх мирза был государь с высокими помыслами и великими притязаниями, то он всегда имел стремление к захвату [чужих] владений. Он неоднократно водил войска на Самарканд, иногда терпел поражение, иногда возвращался против своей воли. Несколько раз он призывал к себе своего тестя Юнус хана[48], одного из потомков Джагатай хана[49], второго сына Чингиз хана. Ханом могольского народа в юрте Джагатая был в то время этот Юнус хан, который приходился мне дедом. Призвав его, Омар Шейх мирза всякий раз давал ему какую-нибудь область. Поскольку дела шли не так, как хотел Омар Шейх мирза, то иногда по причине дурного нрава Омар Шейха, а иногда — вследствие сопротивления могольского народа [Юнус хан] не мог оставаться в этой области и опять уходил в Моголистан[50].
Когда Омар Шейх мирза призвал Юнус хана в последний раз, он отдал ему область Ташкента, которая в то время была во власти Омар Шейха мирзы; в книгах [название] Ташкент пишут Шаш, а иногда пишут Чач, отсюда выражение «чачские луки[51]». С того времени и до девятьсот восьмого года[52] области Ташкента и Шахрухии находились во власти джагатайских ханов. В ту пору власть хана могольского народа принадлежала старшему сыну Юнус хана, моему дяде Султан Махмуд хану. Так как старший брат Омар Шейх мирзы государь Самарканда Султан Ахмед мирза и хан могольского народа Султан Махмуд хан много терпели от дурного нрава Омар Шейх мирзы, то они заключили друг с другом союз. Султан Ахмед мирза сделал Султан Махмуд хана своим зятем и в упомянутом году Султан Ахмед мирза с южной стороны реки Ходженда, а Султан Махмуд хан с северной стороны повели войско против Омар Шейх мирзы.
В это время случилось удивительное происшествие. Уже было упомянуто, что укрепление Ахси стояло на высоком яру. Постройки находились на краю обрыва. В том году в понедельник четвертого числа месяца рамазана[53] Омар Шейх мирза вместе с голубями и голубятней[54] полетел в овраг и умер. Прожил он тридцать девять лет.
Рождение и происхождение [Омар Шейха]
Он родился в [году] восемьсот шестидесятом[55] в Самарканде и был четвертым сыном султана Абу Са'ид мирзы, моложе Султан Ахмед мирзы, Султан Мухаммед мирзы и Султан Махмуд мирзы. Султан Абу Са'ид мирза был сыном Султан Мухаммед мирзы, Султан Мухаммед мирза был сыном Миран Шах мирзы, а Миран Шах мирза был третьим сыном эмира Тимур бека и был младше Омар Шейх мирзы и Джехангир мирзы и старше Шахрух мирзы.
Абу Са'ид мирза сначала отдал Омар Шейх мирзе Кабул и, назначив Баба-и Кабули его воспитателем, отпустил их туда. По случаю празднования обрезания мирз он воротил Омар Шейх мирзу от Дара-и Газа и велел доставить его в Самарканд. После празднества в соответствии с тем, как Тимур бек отдал старшему Омар Шейх мирзе область Ферганы, Абу Са'ид мирза пожаловал Омар Шейх мирзе область Андиджан и, назначив Худай Берди Тугчи Тимур паша воспитателем сына, послал их туда.
Наружность и качества [Омар Шейха]
Омар Шейх был небольшого роста, тучный, с круглой бородой, белолицый. Халат он носил очень узкий и, стягивая пояс, убирал живот внутрь; если же, стянув пояс, он давал себе волю, то завязки часто лопались.
В одежде и пище он был неприхотлив; чалму обвертывал ему особый слуга; в то время все обвертывали чалму четыре раза; ее наматывали без складок, опуская концы вниз. Летом везде, кроме дивана[56], он большей частью ходил в могольской шапке.
Свойства нрава и обычаи [Омар Шейха]
Омар Шейх мирза был ханифит[57] по исповеданию и человек чистой веры; он не пренебрегал молитвой, всю жизнь полностью возмещал пропущенные обряды и часто читал Коран. Он был муридом[58] досточтимого Ходжи Убайд Аллаха[59] и часто удостаивался беседы с ним. Досточтимый Ходжа даже называл его сыном. Омар Шейх мирза был хорошо грамотен и читал обе «Пятерицы[60]», книги месневи[61] и летописи, чаще всего он читал Шах-наме[62]. У него был дар к стихосложению, он не уделял внимания поэзии.
Справедливость его достигала высокой степени. Однажды, когда из Китая шел караван, то у подошвы гор к востоку от Андиджана караван из тысячи людей так засыпало снегом, что спаслись только два человека. Получив об этом известие, Омар Шейх мирза послал сборщиков и задержал все товары каравана. Хотя наследников налицо не было, Омар Шейх мирза сберег товары несмотря на то, что сам нуждался. Год или два спустя он вызвал наследников из Самарканда и Хорасана[63] и вручил им их товары в целости.
Он отличался большой щедростью, и нрав его соответствовал его щедрости. Это был добродушный, болтливый, речистый, сладкоустый человек; смелый и отважный муж это был. Дважды он вырывался вперед всех своих йигитов[64] и обнажал меч: один раз — у ворот Ахси, другой раз — у ворот Шахрухии. Стрелял он из лука посредственно, но здорово бился на кулаках; ни один йигит не мог устоять под ударом его кулака.
По склонности к захвату земель он часто сменял мир на битву и дружбу на вражду. В прежние времена он много пил, но позднее устраивал попойки раз или два в неделю. Он был хорошим собеседником и при случае прекрасно читал стихи. В последнее время он сильно пристрастился к возбуждающим средствам и, будучи возбужден, приходил в неистовство. Он был человек влюбчивый и много страдал от мук любви, а также постоянно играл в нард[65], а иногда и в кости.
Битвы и сражения
Он сражался в трех битвах. Первый бой был у него с Юнус ханом к северу от Андиджана, на берегу реки Сейхун, при местечке Теке-Сакраган[66]. Это место потому так названо, что река из-за гор до того узка, что, говорят, будто там через нее прыгают козлы.
Будучи побежден, Омар Шейх мирза попал в руки врага, однако Юнус хан, оказав благодеяние, отпустил его в его страну. Из-за того, что битва произошла в этом месте, сражение при Теке-Сакраган стало памятным днем в той стране.
В другой раз в Туркестане, на берегах реки Арыс, он сразился с узбеками, которые возвращались после набега на окрестности Самарканда. Перейдя Арыс по льду, Омар Шейх мирза здорово разбил узбеков, отобрал у них пленных и скот и вернул все [прежним] владельцам, не позарившись ни на что.
Еще он сражался с Султан Ахмед мирзой у селения Хавас[67], между Шахрухией и Ура-Тепа[68], и был побежден.
Владения Омар Шейх мирзы
Отец его отдал ему область Ферганы; некоторое время Ташкент и Сайрам[69], которые отдал ему брат Султан Ахмед мирза, тоже находились под властью мирзы Омар Шейха. Захватив обманом Шахрухию, Омар Шейх мирза некоторое время властвовал там; в последние годы Ташкент и Шахрухия вышли из его рук, и владением его была Фергана, а также Ходженд и Ура-Тепа; первоначальное название этого города — Усрушна, но говорят также иУсруш; Ходженд некоторые не считают входящим в Фергану.
Когда Султан Ахмед мирза пошел в Ташкент на моголов и потерпел поражение на берегах реки Чир[70], в Ура-Тепа сидел Хафиз [Мухаммед] бек Дулдай. Он отдал город мирзе, и с тех пор Усрушна была во власти мирзы Омар Шейха.
Его потомство
После мирзы осталось трое сыновей и пять дочерей. Старший из всех сыновей был я — Захир ад-дин Мухаммед Бабур, моей матерью была Кутлук Нигар ханум. Еще один сын был Джехангир мирза, младше меня на два года; его мать происходила от могольских туманбеков и звали ее Фатима Султан. Еще один сын был Насир мирза. Его мать была из Андиджана, наложница, по имени Умид. Он был младше меня на четыре года.
Старше всех дочерей была Ханзаде биким; она родилась от одной со мной матери и была старше меня на пять лет. Когда я второй раз взял Самарканд, то хотя я и потерпел поражение у Сар-и Пула, однако, все же, придя [в Самарканд], пять месяцев защищал крепость. От окрестных и соседних государей и беков не было никакой поддержки и помощи. Отчаявшись, я бросил крепость и ушел. Во время безвластия Ханзаде биким досталась Мухаммед Шейбани хану. У нее родился сын по имени Хуррам шах, это был приятный юноша. [Шейбани хан] отдал ему область Балха[71], но через год-два после смерти своего отца он [тоже] отправился к милости Аллаха.
Когда шах Исмаил[72] разбил узбеков под Мервом[73], Ханзаде биким была в Мерве. Ради меня с ней обошлись хорошо и отправили ее ко мне, как следовало. Прибыв в Кундуз[74], она присоединилась ко мне. Наша разлука продолжалась десять лет. Мы вдвоем с Мухаммед Кукельташем[75] пришли к ней, [Ханзаде] биким и ее близкие не узнали меня, хотя я сказал [свое имя]. Но через некоторое время они меня узнали.
Еще одна дочь [Омар шейха] — Михр Бану биким от одной матери с Насир мирзой. Она была старше меня на два года.
Еще одна дочь — Шахр Бану биким. Она тоже от одной матери с Насир мирзой, моложе меня на восемь лет.
Еще одна дочь — Ядгар султан биким. Ее мать по имени Ага Султан была наложницей.
Еще одна дочь — Рукайя Султан биким. Ее матерью была Махум Султан биким, которую называли Кара Куз биким. Обе эти девочки родились после смерти мирзы. Ядгар Султан биким воспитывала моя бабка Исаи Даулат биким. Когда Шейбани хан взял Андиджан и Ахси Ядгар Султан биким досталась сыну Хамза султана, Абд ал-Латиф султану, а когда я разбил султанов во главе с Хамза султаном в области Хутталан[76] и взял Хисар, то она присоединилась ко мне. Во время безвластия[77] Рукайя Султан биким досталась Джани бек султану. У нее родились один или два сына, но не жили. В настоящее время пришло известие, что она отправилась к милости Аллаха.
Его жены и наложницы
Одна из них была Кутлук Нигар ханум; это была вторая дочь Юнус хана, старшая сестра Султан Махмуд хана и Султан Ахмед хана. Юнус хан — потомок второго сына Чингиз хана, Джагатай хана — сына Ваис хана, сына, Шир Али Отдана, сына Мухаммед хана, сына Хизр Ходжа хана, сына Туглук Тимур хана, сына Исаи Буга хана, сына Дува хана, сына Барак хана, сына Йесун Тува, сына Мутугена, сына Джагатай хана, сына Чингиз хана.
Раз пришлось к случаю, упомянем об обстоятельствах ханов.
Юнус хан и Исаи бута хан были сыновья Ваис хана. Мать Юнус хана была дочерью или внучкой кипчакского бека из Туркестана по имени Шейх Нур ад-дин бек, к которому благоволил Тимур бек. После смерти Ваис хана могольский улус разделился на две части; одна часть была на стороне Юнус хана, а большинство — на стороне Исаи Буга хана. До этого Улуг бек[78] мирза взял старшую сестру Юнус хана для Абд ал-Азиз мирзы. В связи с этим, Иразан, один из беков тумана Барин, и Мирек Туркмен, принадлежавший к числу беков тумана Чарас, привели [Юнус] хана с тремя-четырьмя тысячами семейств моголов к Улуг бек мирзе, чтобы, получив помощь, снова захватить улус моголов. Улуг бек мирза не проявил благородства: некоторых моголов он взял в плен, а остальных рассеял по разным областям. Смута Иразана стала в улусе моголов памятным событием.
Хана отправили в сторону Ирака[79]. Уйдя туда, он больше года пробыл в Тебризе[80]. В то время государем Тебриза был Джехан-шах Барани Кара Куйлук. Оттуда хан пришел в Шираз[81]; в, Ширазе находился второй сын Шахрух мирзы, Ибрахим Султан мирза. Через пять-шесть месяцев, когда Ибрахим Султан мирза умер, его сын Абд Аллах мирза сел на место отца. Хан был нукером[82] Абд Аллах мирзы и состоял при нем. В Ширазе и в тех областях хан пробыл семнадцать-восемнадцать лет. Во время раздоров между мирзой Улуг беком и его сыновьями Исаи Буга хан, воспользовавшись случаем, пришел и совершил набег на Фергану, [дойдя] до Канд-и Бадама. Он взял Андиджан и забрал всех жителей в плен. Когда Султан Абу Са'ид мирза овладел престолом, он повел войска против Исаи Буга хана. За Янги, у Ашпары, в Моголистане, он как следует разбил Исаи Буга хана. Чтобы прекратить эту смуту, Султан Абу Са'ид мирза в связи с тем, что он взял в жены старшую сестру Хана Ханум, которую раньше взял Абд ал-Азиз мирза, вызвал Юнус хана из Ирака и Хорасана. Он устроил пиршества, и они стали друзьями. Когда Султан Абу Са'ид мирза сделал Юнус хана ханом в улусе[83] моголов и послал его туда, все беки тумана[84] Сагаричи[85], обидевшись на Исаи Буга хана, в то самое время пришли в Моголистан; Юнус хан явился к ним. В ту пору набольшим беком тумана Сагаричи был Шир Хаджи бек. Юнус хан взял в жены его дочь Исаи Даулат биким. По обычаю моголов [Юнус] хана с Исаи Даулат биким посадили на белый войлок и, [подняв, тем самым] возвели в ханское достоинство.
У [Юнус] хана было от этой Исаи Даулат биким три дочери. Старше всех была Михр Нигар ханум, которую Султан Абу Са'ид мирза оставил для своего старшего сына, Султан Ахмед мирзы. От мирзы у нее не было ни сына, ни дочери. Потом, во время безвластия, она досталась Шейбани хану. Когда я прибыл в Кабул, Михр Нигар ханум вместе с Шах биким приехала из Самарканда в Хорасан, а из Хорасана они переехали в Кабул. Во время осады, Шейбани ханом Насир мирзы в Кандахаре[86] я отправился в Ламган; Хан мирза, Шах биким и Михр Нигар ханум направились в Бадахшан. Когда Мубарак шах вызвал Мирза хана в Кала-и Зафар, им повстречались добытчики Абу Бекра Кашгари, Шах биким, Михр Нигар ханум и все женщины и семьи [сопровождавших их] людей попали в плен и простились с бренным миром в заточении у этого преступного злодея.
Второй дочерью Юнус хана была моя мать Кутлук Нигар ханум. Во времена казачества и безвластия она большей частью была со мной. Через пять-шесть месяцев после занятия Кабула, в девятьсот одиннадцатом году[87], она преставилась к божьей милости.
Третьей дочерью [Юнус хана] была Хуб Нигар ханум. Ее отдали за Мухаммед Хусейн Гургана, Дуглата. У нее родились дочь и сын. Дочь взял за себя Убайд хан. Когда я захватил Бухару и Самарканд, она не ушла и осталась там. Ее дядя Сейид Мухаммед мирза пришел ко мне в Самарканд послом от Са'ид хана, и она ушла вместе с ним. Султан Са'ид хан взял ее в жены.
Сыном Хуб Нигар ханум был Хайдар мирза[88]. После убийства его отца узбеками он пришел и находился при мне три-четыре года. Потом он испросил разрешения и ушел в Кашгар к Хану.
Всякая вещь возвращается к своему началу —
И чистое золото, и серебро, и свинец.
Теперь он, говорят, остепенился и встал на хороший путь. К писанию, к рисованию, к изготовлению стрел, наконечников стрел и колец для натягивания лука — ко всему его руки были ловки. Дарование к стихам у него тоже есть. Ко мне пришло от него прошение: слог его недурен.
Другой женой Юнус хана была Шах биким. Хотя у него были еще жены, но [только] эти две стали матерями его сыновей и дочерей. Шах биким была дочерью бадахшанского шаха, Шах Султан Мухаммеда. Говорят, эти бадахшанские шахи возводят свой род к Искандеру[89], сыну Файлакуса.
Другую дочь этого шаха, старшую сестру, Шах биким, взял в жены Султан Абу Са'ид мирза; от нее родился Абу Бекр мирза.
У хана от Шах биким было два сына и две дочери. Старше трех других, но младше трех дочерей [хана], упомянутых выше, был Султан Махмуд хан, которого в Самарканде и окрестных местах некоторые называли Ханике хан[90]. Моложе Султан Махмуд хана был Султан Ахмед хан, известный под именем Алача хан. Говорят, будто причина, почему его назвали Алача, в том, что на языке калмаков[91] и моголов убийцу называют «алачи», а так как Султан Ахмед хан несколько раз побеждал калмаков и истребил много их людей, то его называли алачи; от частого употребления [слово алачи] превратилось в Алача.
В нашей летописи упоминание об этих ханах должно при случае встретиться неоднократно, события и обстоятельства их жизни будут в ней изложены.
Моложе других [детей хана] кроме одной дочери, была Султан Нигар ханум, которую выдали за Султан Махмуд мирзу, от мирзы у нее был сын по имени Султан Ваис, упоминание о нем в этой летописи еще последует.
После смерти Султан Махмуд мирзы Султан Нигар ханум, захватив своего сына и не уведомив никого, отправилась в Ташкент к братьям. Спустя несколько лет, ее выдали за одного из казахских султанов, Адик султана, потомка Джучи, старшего сына Чингиз хана. Когда, Шейбани хан, разбив ханов, взял Ташкент и Шахрухию, Султан Нигар ханум с двенадцатью могольскими нукерами бежала к Адик султану. От Адик султана у нее было две дочери; одну выдали за султана из дома, Шейбани хана, другую — за сына Са'ид хана, Рашид султана.
После Адик султана [Султан Нигар ханум] взял хан казахского улуса Касим хан. Говорят, что среди казахских ханов и султанов ни один не держал этот народ в таком [повиновении], как Касим хан. В его войске насчитывали около трехсот тысяч человек. После смерти Касим хана ханум прибыла в Кашгар к Султан Са'ид хану.
Младше всех [детей Юнус хана] была Даулат Султан ханум. Во время беспорядков в Ташкенте она досталась сыну Шейбани хана Тимур султану; у нее была от него одна дочь. Вместе со мной они ушли из Самарканда. Три-четыре года они провели в области Бадахшана, после чего отправились в Кашгар к Султан Са'ид хану.
Одной из жен Омар Шейх мирзы была также Улус ага, дочь Ходжа Хусейн бека. У нее была дочь, которая умерла в малолетстве. Год или полтора года спустя после этого Улус ага удалили из гарема.
Другой [его] женой была Фатима Султан ага, происходившая от могольских туман-беков. Мирза взял эту Фатиму Султан ага раньше всех других жен.
Еще одна была Кара Куз биким. Мирза взял ее в конце жизни и очень полюбил. Чтобы угодить мирзе, ее род возводили к старшему брату Султан Абу Са'ид мирзы, Менучихр мирзе.
У мирзы Омар Шейха было много любовниц и наложниц. Одна из них — Умид Агаче; она умерла раньше мирзы. В конце жизни мирзы у него была еще Тун Султан, из моголок. Кроме нее была Ага Султан.
Эмиры Омар Шейх мирзы
Один из них был Худай Берды Тимур таш; это потомок старшего брата правителя Герата Ак Буга бека. Когда Султан Абу Са'ид мирза во время осады Джуки мирзы и Шахрухии отдал область Ферганы мирзе Омар Шейху, он поручил должность его ишик-аги[92] этому Худай Берды Тимур ташу. Худай Берды Тимур ташу было тогда только двадцать пять лет от роду. Хотя он был молод годами, но строй, порядок и управление были при нем очень хороши. Спустя год или два, когда Ибрахим Бекчик напал на окрестности Оша, Худай Берды Тимур таш погнался за ним, вступил в бой, был побежден и погиб. В это время Султан Ахмед мирза был под Ура-Тепа на летовке, называемой Ак-Качгай, что в восемнадцати йигачах к востоку от Самарканда; Султан Абу Са'ид мирза находился в Баба-Хаки, в двенадцати йигачах к востоку от Герата. Весть о [гибели] Тимур таша послали мирзе в донесении через Абд ал-Ваххаб шигаула[93]; расстояние в сто двадцать шесть йигачей было покрыто в четыре дня.
Другой был Хафиз Мухаммед бек Дулдай, он был сыном Султан Малика Кашгари и младшим братом Ахмед Хаджи бека. После смерти Худай Берды бека его сделали ишик-агой и послали [в Фергану]. После происшествия с Султан Абу Са'ид мирзой [Мухаммед бек], так как андиджанские беки с ним не ладили, отправился в Самарканд, на службу к Султан Ахмед мирзе. В день поражения Султан Ахмед мирзы на [реке] Чир он был в Ура-Тепа; когда Омар Шейх мирза, идя походом на Самарканд, подступил к Ура-Тепа, Мухаммед бек передал Ура-Тепа приближенным мирзы и вступил к мирзе на службу, а Омар, Шейх мирза поручил ему управление Андиджаном. Потом [Мухаммед бек] ушел к Султан Махмуд хану. Тот поручил ему [воспитание] Мирза хана и отдал [в удел] Дизак[94]. Еще до того, как я взял Кабул, [Мухаммед бек] решил посетить Мекку и направился туда через Хиндустан; в дороге он перешел к милости божией. Это был смиренный, немногословный человек без [особых] достоинств. Другой был Ходжа Хусейн бек, муж смиренный и человеколюбивый. [Говорят, что], согласно обычаям той поры, он во время попоек прекрасно пел песни.
Другой был, Шейх Мазид бек. Его назначили моим первым воспитателем. Управление и порядок были при нем очень хороши. Он служил Бабур мирзе[95], у Омар Шейх мирзы не было бека выше его. Он был человек развратный и держал бачей.
Другой был Али Мазид бек, он происходил из [племени] Каучин[96]. Два раза он поднимал мятеж — один раз в Ахси, другой раз — в Ташкенте. Это был лицемерный, развратный, неблагодарный и [вообще] негодный человек.
Другой был Хасан Якуб бек, человек недалекий, но веселый, расторопный и деятельный. Ему принадлежит такой стих:
Вернись, о Хума[97], так как без тебя певчего попугая
Ворон скоро унесет мои кости.
Он был смел, метко пускал стрелы, прекрасно играл чавганом[98] и хорошо прыгал при игре в чехарду. После гибели Омар шейх мирзы полновластным вельможей при моих дверях был [именно] этот [бек]. Это был темный, несдержанный человек и большой смутьян.
Другой эмир был Касим бек. Он был из племени Каучин и принадлежал к числу древних родом андиджанского войска. После Хасан бека полновластным вельможей при моих дверях стал он. До конца жизни его влияние и значение все увеличивались, не уменьшаясь.
Это был мужественный человек. Один раз при набеге на окрестности Касана он погнался за узбеками и здорово разбил их. Он рубился саблей подле Омар Шейх мирзы. В сражении при Яси-Киджите он тоже дрался хорошо. Во времена казачества, когда я решил направиться из горной страны Масча[99] к Султан Махмуд хану, Касим бек, расставшись со мной, ушел к Хусрау шаху[100]. В девятьсот десятом году[101], когда я взял в плен Хусрау шаха и осаждал в Кабуле Мукима, Касим бек снова пришел ко мне и я оказал ему такое же внимание и благоволение, как прежде. Во время набега на туркменских хазара[102] в Дара-и Хуш Касим бек, несмотря на старость, держался лучше молодых, поэтому я пожаловал ему область Бангаш. Потом, по прибытии в Кабул, я назначил его воспитателем Хумаюна[103]. Когда я взял Замин-Давер, Касим бек перешел к милости божией.
Касим бек был [хороший] мусульманин, благочестивый и богобоязненный человек и воздерживался от сомнительной пищи. Его мнения и распоряжения были очень хороши. Он часто шутил и, хотя был неграмотный, отпускал удачные остроты.
Другой эмир был Баба Кули, [сын] Баба Али бека; он был из потомства Шейх Али бахадура. После смерти Шейх Мазид бека его сделали моим воспитателем. Когда Султан Ахмед мирза повел войско на Андиджан, [Баба Кули] пришел к Султан Ахмед мирзе и отдал [ему] Ура-Тепа. После [смерти] Султан Махмуд мирзы Баба Кули бежал из Самарканда и направился [ко мне]; из Ура-Тепа вышел Султан Али мирза, сразился с ним, победил его и убил. Управление и снаряжение были при нем хороши, он отлично содержал своих нукеров. [Баба Кули] не молился, не соблюдал постов и был человек жестокий, подобный неверному.

Еще один был Али Дуст Тагай[104], из беков тумана Сагаричи, родич матери моей матери, Исаи Даулат биким. Я оказывал ему большие милости, чем [те, которыми он пользовался] во времена Омар Шейх мирзы. Говорили, что из его рук выйдет дело, но за те несколько лет, что он был при мне, он не сделал ни одного дела, о котором стоило бы говорить. Служа Султан Абу Са'ид мирзе, он притязал на умение вызывать дождь посредством камня «яда[105]». Это был сокольничий, человек с негодными свойствами и повадками, скряга, смутьян, тупица, лицемер, самодовольный, грубый, жестокосердый.
Другой был Ваис Лагари[106], самаркандец, из племени Тугчи. В последнее время жизни Омар, Шейх мирзы он был очень близок к нему. В пору казачества [Ваис Лагари] находился при нем. Его мнения и распоряжения были очень хороши, [но] он был несколько склонен к смутам.
Другой был Мир Гияс Тагай, младший брат Али Дуста. При дворе Султан Абу Са'ид мирзы никто из могольских мирз не стоял впереди него; четырехугольная печать Султан Абу Са'ид мирзы находилась у Мир Гияс Тагая. В последнее время жизни Омар Шейх мирзы Мир Гияс Тагай был к нему очень близок. Он водил дружбу с Ваис Лагари. С того времени, как Касан отдали Султан Махмуд хану, и до конца своей жизни он состоял у хана, причем хан очень о нем заботился. Это был хохотун и шутник; в отношении разврата он не знал страха.
Другой эмир был Али Дервиш. Он был хорасанец и служил при Султан Абу Са'ид в отряде хорасанских юношей. Когда Хорасан и Самарканд попали под власть Султан Абу Са'ид мирзы, он создал два особых отряда из годных к военному делу молодых людей обеих этих столиц, которые называли «отрядом хорасанских молодцов» и «отрядом самаркандских молодцов». При моем дворе Али Дервиш держал себя хорошо.
Это был мужественный человек, он отлично писал почерком насталик. Речи Али Дервиша были льстивы, в природе его преобладала низость.
Другой был Камбар Али, могол, из конюших. Его отец, придя в область Ферганы, некоторое время занимался ремеслом скорняка, поэтому [Камбар Али] называли Камбар Али-и Саллах.
Он исправлял должность подавателя рукомойника при Юнус хане, потом стал беком; у меня он пользовался большим благоволением. Собираясь на дело, он проявлял великое рвение, но, дойдя до дела, был трусоват. Он был болтун и говорил без толку; установлено, что тот, кто говорит много, говорит без толку. Нетерпеливый и скудоумный он был человек.
Когда с Омар Шейх мирзой случилось то проишествие, я был в Андиджане, в Чар-баге[107]. Во вторник пятого числа месяца рамазана[108] весть об этом пришла в Андиджан. Я поспешно сел на коня и с теми слугами и нукерами, что были при мне, направился в крепость. Когда я подъехал к воротам мирзы, Ширим Тагай, схватив моего коня под уздцы, двинулся в сторону Намазгаха[109]. Ему пришло на ум, что Султан Ахмед мирза — великий государь, и если он явится с многочисленным войском, то беки обязательно отдадут ему и меня, и область Ферганы. Поэтому меня следует отвезти в Узгенд[110], к подножию гор. Если область и отдадут, то я, во всяком случае, не попаду в руки врагов и отправлюсь к моим дядям — Алача хану или Султан Махмуд хану.
Когда Ходжа Маулана-и Кази[111], сын Султан Ахмеда Кази и потомок Шейха Бурхан ад-дина Клича, со стороны матери (он возводил свой родк Султан Илеку Маза; члены этого семейства оказались в области [Ферганы] прибежищем для всех и как бы наставниками в исламе, и упоминание о них будет еще неоднократно повторяться) и беки, находившиеся в крепости, получили известие об этом, они послали [к нам] Ходжа Мухаммед Дарзи, который был старым слугой Омар Шейх мирзы и воспитателем одной из его дочерей. Тот устранил эти опасения из сердца беков и, когда я приблизился к Намазгаху, взял меня и повернул обратно. Я въехал в арк и спешился. Ходжа Маулана-и Кази и беки, явившись ко мне и достигнув единства в речах и советах, приступили к укреплению и приведению в порядок башен и валов крепости. Хасан Якуб, Касим Каучин и некоторые другие беки, которые отправились вперед, в сторону Маргинана и окрестных мест, через день или два прибыли, и, вступив ко мне на службу, согласно и единодушно, с усердием и рвением занялись защитой крепости.
Султан Ахмед мирза, взяв Ура-Тепа, Ходженд и Маргинан, пришел и стал в Куба[112], в четырех йигачах от Андиджана. В это время один из андиджанских вельмож по имени Дервиш Гау за произнесение неподобающих слов подвергся казни. После такой расправы весь народ смирился.
Ходжу [Маулана-и] Кази и Узун Хасана, брата Ходжа Хусейна, я отправил [к Султан Ахмед мирзе] в качестве послов с таким предложением: «В эту область должно поставить кого-нибудь из ваших слуг. Я вам и слуга, и сын; если бы эту службу поручили мне, то было бы найдено лучшее и легчайшее решение».
Султан Ахмед мирза был человек немногословный, скромный и мягкий; никакое его слово, соглашение или дело не имело силы без беков. Беки не вняли моим словам и, дав грубый ответ, двинулись вперед. Однако Аллах всевышний, который по своему совершенному могуществу всегда устраивал всякое мое дело, как подобает и следует, не обязывал меня благодарностью его тварям, тогда тоже явил несколько дел, из-за которых враги стали тяготиться этим походом. Они даже раскаивались в своем выступлении и вернулись назад без удачи.
Прежде всего, в Куба есть болотистая река, которую нельзя перейти иначе, как по мосту. Когда пришло большое войско и люди столпились на мосту, много коней и верблюдов погибло, свалившись в реку. Тремя-четырьмя годами раньше воины Султан Ахмед мирзы потерпели такое же поражение у переправы через реку Чир. Это событие о нем напомнило, и воинов охватил страх.
Еще: в это время на коней напал такой мор, что они валились и издыхали целыми косяками.
Еще: враги нашли наших воинов и поданных вполне единодушными и согласными, и те не прекращали усилий, пока был у них в теле дух и сила.
По этим причинам враги, будучи в одном иигаче от Андижана, поневоле прислали к нам Дервиш Мухаммед тархана[113]. Из крепости вышел Хасан Якуб; возле Намазгаха послы свиделись, заключили нечто вроде мира и воротились.
Вдоль северного берега реки Ходженда, [как уже сказано], шел султан Махмуд хан. Он пришел и осадил Ахси. Джехангир мирза был там. Из беков в Ахси находились Али Дервиш бек, Мирза Кули кукельташ, Мухаммед Бакир бек и Шейх Абд Аллах ишик-ага; Ваис Лагари и Мир Гияс Тагай [сначала] тоже были там. Опасаясь беков, они ушли в Касан — область, [управлявшуюся] Ваис Лагари. Ваис Лагари был воспитателем Насир мирзы, по этой причине Насир мирза и находился вКасане. Когда Султан Махмуд хан достиг окрестностей Ахси, эти беки предались Хану и отдали ему Касан. Мир Гияс остался на службе у Хана, Ваис Лагари отвез Насир мирзу к Султан Ахмед мирзе: [царевича] поручили Мухаммед Мазид тархану.
Хан, приблизившись к Ахси, несколько раз начинал сражение, но ничего не мог сделать: беки и воины, находившиеся в Ахси, хорошо сопротивлялись. В это время Султан Махмуд хан внезапно заболел; к тому же, начав войну, он ею тяготился. Поэтому он вернулся в свою область.
Абу Бекр Дуглат Кашгари, ни перед кем не склоняя голову, уже несколько лет был правителем Кашгара и Хотана[114]. Одержимый стремлением к захвату стран, он подошел близко к Узгенду, построил укрепления и начал было разорять область; Ходжа Кази и все беки были назначены выступить и прогнать [Абу Бекра] Кашгари. Когда они подошли близко, Кашгари увидел, что он не соперник этому отряду. Призвав Ходжа Кази в посредники, он освободился с помощью сотни уловок и хитростей.
Пока происходили эти большие события, беки и воины, оставшиеся после Омар Шейх мирзы, тесно сплотились и проявляли рвение. Мать мирзы Султан биким, Джехангир мирза, женщины гарема и беки прибыли [из Ахси] в Андиджан и, исполняя обряд оплакивания, раздали бедным и нищим еду и кушанья. Освободившись от этих дел, я начал заниматься приведением в порядок, устроением и укреплением войска и страны. Должность правителя Андиджана и звание ишик-аги были предоставлены Хасан Якубу, Ош предоставили Касим Каучину, Ахси и Маргинан были назначены Узун Хасану и Али Дуст Тагаю. Прочим бекам и воинам Омар Шейх мирзы пожаловали и предоставили области, земли, должности, чины или жалованье — каждому по его положению. Когда Султан Ахмед мирза возвращался обратно, то после двух или трех переходов натура его уклонилась от пути уравновешенности. На него напала жгучая лихорадка и, дойдя до Ак-Су, возле Ура-Тепа, он простился с сим бренным миром в середине месяца шавваля восемьсот девяносто девятого года[115] в возрасте сорока четырех лет.
Рождение и происхождение [Султан Ахмед мирзы]
Он родился в восемьсот пятьдесят пятом году; это был год, когда Султан Абу Са'ид мирза овладел престолом. Старшим из всех сыновей Султана Абу Са'ид мирзы был он. Его мать была дочерью Урда Буга тархана, старшей сестрой Дервиш Мухаммед тархана, уважаемой женой Мирзы.
Наружность и внешние качества
Это был человек высокого роста, с темно-русой бородой, краснолицый и тучный. Борода у него была на подбородке, на обеих щеках бороды не было. Он был очень хороший собеседник, тюрбан навертывал по обычаю того времени: в четыре оборота, опуская передний конец вперед, на брови.
Нрав и повадки
Султан Ахмед мирза был ханифит по исповеданию и человекчистой веры, неизменно совершал пятикратную молитву и даже во время винопития не пренебрегал молитвой. Он был муридом досточтимого Ходжи Убайд Аллаха, досточтимый Ходжа оказывал ему почтение и поддержку. Султан Ахмед мирза был человек очень вежливый, особенно в обществе Ходжи; говорят, что на собраниях у Ходжи он никогда не сдвигал колен. Однажды в обществе досточтимого Ходжи он, вопреки обыкновению, сидел, сдвинув ноги. Когда [Ахмед] мирза встал, досточтимый Ходжа приказал осмотреть то место, на котором сидел мирза. Оказалось, что там лежала кость.
Султан Ахмед мирза ничего не читал, он был неграмотный. Хотя он вырос в городе, но был прост и неотесан и не обладал никакими дарованиями. Это был справедливый человек; досточтимый Ходжа всегда наблюдал за ним. Большинство важных дел он решал согласно пути закона, исполнял и соблюдал обещание и слово, никогда не нарушая его. Он отличался храбростью, хотя ни разу не случилось, чтобы его руки дошли до настоящего дела; однако говорят, что в некоторых битвах он проявлял признаки смелости. Стрелял он из лука очень хорошо и большей частью попадал пернатой и бесперой стрелой в утку. Проносясь с одного конца ристалища до другого, он в большинстве случаев сбивал тыкву, [служившую мишенью]. В конце жизни, когда он обленился, то бил фазанов и перепелов палицей и редко промахивался.
Он был любителем соколиной охоты и запускал много птиц; запускал он их хорошо. После Мирзы Улуг бека не было второго такого государя-сокольничего.
Он был очень стыдлив. Говорят, что даже оставаясь наедине со своими родственниками и близкими, он закрывал от них ноги. Иногда, начав пить, он пил двадцать-тридцать дней подряд; иногда, воздерживаясь от чаши, не пил тоже по двадцать-тридцать дней. Усевшись пировать, он проводил иногда в собрании целые сутки. Пил он хорошо, а в те дни, когда не пил чашу, ел много возбуждающих средств.
В его природе преобладала скупость; это был человек немногословный и мягкий; воля его была в руках беков.
Битвы Султан Ахмед мирзы
Он сражался в четырех битвах. [Первую битву] он вел в окрестностях Замина[116], у Акар-Тузи, против младшего брата Шейх Джамал Аргуна, Ни'мат Аргуна, и победил. Другой раз, сразившись с Омар Шейх мирзой под Хавасом, он тоже победил. В третий раз в окрестностях Ташкента, на берегах реки Чир, [в стычке] с Султан Махмуд ханом сражения, собственно, не было; несколько могольских наездников подскакали сзади к войску Султан Ахмед мирзы и захватили обоз; такое множество воинов без боя, без сражения, не глядя друг на друга, обратилось в бегство; большая часть бойцов утонула в реке Чир.
Еще один раз Султан Ахмед мирза [сражался] с Хайдар кукельташем в окрестностях Яр-Яйлака и победил.
Владениями Султан Ахмед мирзы были Самарканд и Бухара, которые дал ему его отец. После убийства Шейх Джамала Абд ал-Куддусом он захватил Ташкент, Шахрухию и Сайрам. Некоторое время эти города были под властью, потом он отдал Ташкент и Сайрам своему младшему брату Омар Шейх мирзе; Ходженд и Ура-Тепа тоже некотороевремя принадлежали Султан Ахмед мирзе.
Дети Султан Ахмед мирзы
У него было два сына, которые не выжили [и умерли] в младенчестве, и пять дочерей, из них четыре от Катак биким.
Старше всех была Рабиа Султан биким, ее называли Кара Куз биким. Султан Ахмед мирза, когда был еще в живых, отдал ее за Султан Махмуд хана. От хана у нее был один сын, по имени Баба-хан, очень хороший мальчик. Когда узбеки в Ходженде убили Хана, они погубили Баба-хана и еще несколько таких же незрелых юношей. После гибели Султан Махмуд хана Рабиа Султан биким взял Джани бек султан.
Второй дочерью Султан Ахмед мирзы была Салиха Султан биким, ее называли Ак биким. После смерти Ахмед мирзы Султан Махмуд мирза, устроив пиры, взял ее для своего старшего сына Султан Мас'уд мирзы. Потом Салиха Султан биким вместе с Шах биким и Михр Нигар ханум попала в Кашгар.
Третья его дочь — Аиша Султан биким. Когда я приехал в Самарканд, пяти лет от роду, ее прочили за меня. Потом во времена казачества она приехала в Ходженд, там я взял ее в жены. Когда я вторично захватил Самарканд, у нее родилась единственная дочь; несколько дней спустя [девочка] преставилась к милости Аллаха. Еще до неурядиц в Ташкенте Аиша Султан биким по наущению своей старшей сестры ушла от меня.
Четвертой его дочерью была Султаним биким. Ее взял Султан Али мирза, после него — Тимур султан, а затем — Махди султан.
Самая младшая его дочь была Ма'сума Султан биким. Ее матерью была Хабиба Султан биким из рода Аргун — дочь брата Султан Аргуна. Придя в Хорасан, я увидел ее, она мне понравилась, я посватался, привез ее в Кабул и взял в жены. [У нас] родилась дочь, от трудных родов [Ма'сума Султан биким] тогда же отправилась к милости Аллаха. Девочке было дано имя ее матери.
Жены и наложницы султан Ахмед мирзы
Первой из них была Михр Нигар ханум, сосватанная для него Султан Абу Са'ид мирзой. Это была старшая дочь Юнус хана и старшая единоутробная сестра моей матери. Другая была из тарханов, ее звали Тархан биким. Еще одна была Катак биким, молочная сестра этой Тархан биким. Султан Ахмед мирза взял ее по любви и был сильно в нее влюблен. Она имела очень большую власть, пила вино. При ее жизни Султан Ахмед не ходил к другим женам. В конце концов, он убил ее и избавился от срама.
Другая его жена была Ханзаде[117] биким, из [дома] термезских ханзаде. Когда я пяти лет от роду прибыл в Самарканд к Султан Ахмед мирзе, он только что взял ее в жены и она еще носила на лице покрывало. По тюркскому обычаю мне приказали открыть ей лицо.
Другая его жена была внучка Ахмед Хаджи бека по имени Латифа биким. После мирзы ее взял Хамза султан, от Хамзы султана у нее было трое сыновей. Когда я разбил султанов, во главе которых стояли Хамза султан и Тимур султан, и взял Хисар, эти царевичи и некоторые другие сыновья султанов попали мне в руки. Я отпустил их всех на свободу. Еще одна была Хабиба Султан биким, племянница Султан Аргуна.
Эмиры Султан Ахмед мирзы
Джани бек Дулдай был младшим братом Султан Малика Кашгари. Султан Абу Са'ид мирза поручил ему управление Самаркандом, а Султан Ахмед мирза назначил его своим ишик-агой. Джани бек Дулдай был человек диковинного нрава и поведения; о нем рассказывали много удивительных вещей, вот одна из них. Когда он был правителем Самарканда, от узбеков прибыл посол; в землях узбеков этот посол славился своей силой. Узбеки, говорят, называют сильного человека «бука». Джани бек спросил: «Ты — бука? Если ты бука, то иди, поборемся». Как посол ни отговаривается, тот не отстает. Они борются и Джани бек его валит. Мужественный был человек!
Другой был Ахмед Хаджи бек, сын Султан Малика Кашгари. Султан Абу Са'ид мирза несколько раз поручал ему управление Гератом. После смерти его дяди Джани бека Султан дал ему должность последнего и послал его в Самарканд. Это был человек веселый и смелый. Он принял тахаллус[118] Вафаи и был автором дивана стихов. Стихи его недурны. Ему принадлежит такой стих:
Я пьян, о мухтасиб[119], отстань от меня сегодня,
Взыщи с меня в тот день, когда найдешь меня трезвым.
Мир Алишер Навои, когда прибыл из Герата в Самарканд, находился при Ахмед Хаджи беке. После того как Султан Хусейн мирза стал государем, он приехал к нему и встретил весьма великое благоволение. Ахмед Хаджи бек держал хороших породистых коней и прекрасно ездил верхом. Большинство этих коней было домашнего завода. Хотя он был человек мужественный, но полководство его было не таково, как мужество. Это был беззаботный человек и его делами заправляли слуги и нукеры.
Когда Байсункар мирза сразился с Султан Али мирзой в Бухаре и потерпел поражение, Ахмед Хаджи бек попал в плен. Его обвинили в пролитии крови Дервиш Мухаммед тархана и с позором умертвили.
Другой эмир был Дервиш Мухаммед тархан. Это был сын Урду Буга тархана, родной дядя Султан Ахмед мирзы и Султан Махмуд мирзы. Он был выше и значительнее всех беков, находившихся при мирзе. Это был хороший мусульманин, мягкий человек, [настоящий] дервиш. Он постоянно переписывал Коран, много играл в шахматы и хорошо играл, отлично знал повадки охотничьих птиц и прекрасно запускал соколов. В конце концов во время распри между Байсункар мирзой и Султан Али мирзой он умер, в годы величия, оставив по себе дурную память.
Другой эмир был Абд ал-Али тархан, близкий свойственник Дервиш Мухаммед тархана. Младшая сестра последнего была за ним замужем; это мать Баки тархана.
Хотя Дервиш Мухаммед тархан по чину и степени был выше Абд ал-Али тархана, но этот фараон словно не замечал его. Несколько лет управление Бухарой было в его руках, число его нукеров доходило до трех тысяч; нукеров он содержал хорошо и заботливо. Его подарки, посещения, приемы, пышность угощения и собрания были истинно царские. Это был человек властный, жестокий, развратный и надменный.
Шейбани хан, хотя не был его нукером, однако несколько раз состоял при нем, а многие султаны — Шейбаниды, малые и великие, былиу него нукерами. Причиной столь большого возвышения Шейбани хана и падения стольких древних царственных домов был [этот] Абд ал-Али тархан.
Другой эмир был Сейид Юсуф Оглакчи[120]. Его дед, говорят, пришел от моголов, к его отцу благоволил мирза Улуг бек. Мнения и распоряжения Сейид Юсуфа были очень хороши, мужество у него тоже было. Он хорошо играл на кобузе[121].
Когда я в первый раз прибыл в Кабул, Сейид Юсуф был при мне. Я оказывал ему большое внимание и, действительно, он стоил внимания! В тот год, когда мои войска впервые выступили в Хиндустан, я оставил Сейид Юсуф бека в Кабуле. Там он и преставился к милости Аллаха.
Другой эмир был Дервиш бек, один из потомков Айгу Тимур бека, которому оказывал покровительство Тимур бек. Он состоял муридом досточтимого Ходжа Убайд Аллаха, был сведущ в науке о музыке и сам тоже играл на сазе[122]. У него была способность к стихосложению. Когда Султан Ахмед мирза потерпел поражение на берегах Чира, Дервиш бек [погиб], утонув в реке.
Другой эмир был Мухаммед Мазид тархан, младший единоутробный брат Дервиш Мухаммед тархана. Несколько лет он был правителем Туркестана; Шейбани хан отнял Туркестан именно у него. Его мнения и распоряжения были хороши, [но] он был бесстыдник и развратник.
Когда я во второй и в третий раз взял Самарканд, он пришел ко мне, и ему также я оказал большое внимание. Он погиб в битве при Кул-Малике.
Другой эмир был Баки тархан, сын Абд ал-Али тархана и двоюродный брат Султан Ахмед мирзы. После его отца Бухару отдали ему; во времена Султан Али мирзы он чрезвычайно возвысился. Число его нукеров доходило до пяти-шёсти тысяч, и он был не очень послушен и покорен Султан Али мирзе; сразившись с Шейбани ханом у крепости Дабуси[123], он был разбит, благодаря этой победе Шейбани хан пошел и взял Бухару.
Баки тархан имел великую склонность к соколиной охоте; говорят, у него было семьсот ловчих птиц. Таких свойств и качеств, о которых стоило бы говорить, у него не было. Он вырос в знатности и богатстве. Так как его отец сделал много добра Шейбани хану, то Баки тархан отправился к нему. Этот неблагодарный и невеликодушный человек не оказал ему в воздаяние за благо никакого внимания и ласки, и Баки тархан в унижении и печали покинул сей мир в области Ахси.
Другой эмир был Султан Хусейн Аргун[124]. Некоторое время он был правителем Кара-Куля и потому известен под прозвищем Султан Хусейн Каракули. Его мнения и распоряжения были очень хороши; у меня он также пробыл долгое время. Другой эмир был Кул Мухаммед Бугдай. Он был из племени Каучин и, говорят, отличался мужеством.
Другой эмир был Абд ал-Карим Ишрит. Он был уйгур[125] и состоял ишик-агой у Султан Ахмед мирзы. Это был человек щедрый и мужественный. После смерти Султан Ахмед мирзы беки, сговорившись, послали через горы гонца к Султан Махмуд мирзе, призывая его. Сын старшего брата Султан Абу Са'ид мирзы, Менучихр мирзы, Малик Мухаммед мирза, жаждая власти, собрал вокруг себя несколько бродяг и бездельников, покинул лагерь и пришел в Самарканд. Он не смог ничего сделать и стал причиной смерти своей собственной и нескольких невинных царевичей.
Когда весть об этом дошла до Султан Махмуд мирзы, тот тоже, не задерживаясь, пришел в Самарканд и без труда и усилий воссел на престол.
Из-за некоторых дел Султан Махмуд мирзы худородные и знатные воины и крестьяне почувствовали к нему отвращение и неприязнь. Первое их этих дел таково: упомянутого ранее Малик Мухаммед мирзу, который был сыном его дяди и его собственным зятем, и еще четырех мирз он отослал в Кок-Сарай[126]; оставив двух в живых, он сделал мучеником Малик Мухаммед мирзу и еще одного мирзу. А ведь до некоторых из них царский сан и не касался, и стремления к этому у них вовсе не было; если Малик Мухаммед мирза и был несколько виноват, то за другими не было никакой вины.
Другое обстоятельство — то, что хотя строй и порядок были при нем очень хороши и он был сведущ в делах дивана и знал науку счисления, однако его естество было склонно к насилию и разброду. Придя в Самарканд, он тотчас же начал вводить новые правила и порядки, повинности и налоги. Людям, связанным с досточтимым Ходжа Убайд Аллахом, из коих многие, бедные и нищие, благодаря его покровительству были раньше избавлены от обид и злоупотреблений в отношении повинностей и налогов, начали чинить всякие притеснения и строгости. Эти притеснения и строгости распространились даже на потомков самого Ходжи.
Вот еще одно обстоятельство: как сам он был жесток и развратен, так и его беки, великие и малые, нукеры и слуги — все были жестоки и развратны. Жители Хисара и особенно люди, связанные с Хусрау шахом, постоянно предавались пьянству и блуду. Как-то раз кто-то из нукеров Хусрау шаха силой увел чью-то жену; муж той женщины является и приносит Хусрау шаху жалобу. Тот отвечает: «Она пробыла с тобой несколько лет, пусть же побудет с ним несколько дней».
Еще одно то, что безбородые юноши—дети горожан и торговцев и даже тюрков и военных не выходили из дому, боясь, что их заберут в бачи. Жители Самарканда, которые, двадцать пять лет во времена Султан Ахмед мирзы жили в довольстве и покое, так как обращение с ними, благодаря досточтимому Ходже, в большинстве случаев соответствовало справедливости и закону, были до глубины души и сердца обижены и огорчены такими притеснениями и развратом. Худородный и знатный, бедный и убогий — [все] раскрывали уста и воздевали руки, произнося проклятия и пожелания зла [мирзе].
Берегись тревожить скрытые раны,
Ибо скрытая рана в конце концов становится явной;
Не расстраивай, пока можешь, ничьего сердца,
Ибо один вздох сокрушает весь мир.
Во всяком случае, Султан Махмуд мирза из-за своей злополучной жестокости и разврата правил в Самарканде не больше пяти-шести месяцев.

События года девятисотого (1494-1495)
Ко мне прибыл от Султана Махмуд мирзы посол по имени Абд ал-Куддус бек и доставил подарки, по случаю того, что Султан Махмуд мирза, с [подобающими] празднествами и обрядами, взял в жены для своего старшего сына Султан Мас'уд мирзы вторую дочь своего старшего брата Султан Ахмед мирзы, по имени Ак биким. Они сделали [и прислали] миндалины и фисташки из золота и серебра.
Прибывший посол был, кажется, в родстве с Хасан Якубом; он, видимо, пришел для того, чтобы обещаниями привлечь Хасан Якуба на сторону мирзы. Хасан Якуб дал неопределенный ответ и отпустил посла, но держал себя так, словно был на его стороне. Месяцев пять-шесть спустя настроение Хасан Якуба изменилось и он начал обижать бывших со мной людей. Он вел дело к тому, чтобы отослать меня и объявить государем Джехангир мирзу. Отношения Хасан Якуба с другими эмирами и воинами тоже были нехороши, и все были осведомлены о таких его замыслах. Ходжа Кази, Касим Каучин, Али Дуст Тагай, Узун Хасан и некоторые другие доброжелатели, собравшись у моей бабки Исаи Даулат биким, сговорились о том, чтобы низложить Хасан Якуба и успокоить смуту.
Среди женщин по уму и рассудительности мало найдется таких, как моя бабка Исаи Даулат биким. Она была очень умная и рассудительная женщина; большинство дел решали по ее совету.
Хасан Якуб был в арке, моя мать и бабка Исаи Даулат биким находились вне крепости, в наружном укреплении. С намерением [низложить Хасан Якуба] я направился в арк. Хасан Якуб уехал на охоту. Узнав о случившемся, он прямо оттуда поехал в сторону Самарканда. Людей Хасан Якуба и беков, которые находились с ним, схватили, среди задержанных беков были Мухаммед Бакир бек и Султан Махмуд Дулдай, отец Султан Мухаммед Дулдая; был и еще кое-кто. Некоторые получили разрешение отправиться в Самарканд; звание ишик-аги и должность правителя Андиджана были утверждены за Касим Каучином.
Хасан Якуб, который, направляясь к Самарканду, дошел до Канд-и Бадама, через несколько дней двинулся в Ахси, имея дурные намерения, и пришел в окрестности Хокандского округа. Узнав об этом, мы послали против него некоторых беков и йигитов. Беки отрядили вперед на разведку нескольких йигитов. Хасан Якуб, узнав об этом, выступил ночью против йигитов, отправленных на разведку, окружил их стан и начал пускать стрелы. В темноте ночи одна из стрел его же людей попала Хасан Якубу в щеку, и, не успев убежать, он стал пленником своих собственных деяний.
Когда ты сделал дурное, не считай себя в безопасности от беды,
Ибо возмездие — неизбежный закон природы.
В этом году я начал воздерживаться от сомнительных кушаний и тщательно выбирал даже нож, ложку и скатерть. Ночные молитвы я тоже пропускал реже.
В месяце раби втором[127] на Султан Махмуд мирзу напала сильная болезнь, и через шесть дней он ушел из мира. Жил он сорок три года.
Рождение и происхождение [Султан Махмуд мирзы]
Он родился в восемьсот пятьдесят седьмом году[128] и был третьим сыном Султан Абу Са'ид мирзы, единоутробным братом Султан Ахмед мирзы.
Наружность и качества
Это был человек небольшого роста с длинной редкой бородой, тучный, довольно молчаливый.
Качества и повадки его были хороши, он не пропускал молитв, порядок и управление были при нем превосходны. Он прекрасно знал науку счисления; ни одного дирхема[129] или динара не расходовали без его ведома, жалование нукерам никогда не задерживали. Его собрания, подарки, угощения и приемы были превосходны, и все шло по правилам и по чину. Ни воины, ни крестьяне никогда не преступали какого-либо распоряжения и установления, которые ввел Султан Махмуд мирза.
Раньше Султан Махмуд мирза сильно увлекался птичьей охотой, потом много охотился на крупную дичь. Он был склонен к жестокости и разврату, постоянно пил вино и содержал множество бачей. Если где-нибудь в его владениях появлялся миловидный безбородый юноша, то мирза любым способом заставлял привести его и брал в бачи. Сыновей своих беков, беков своих сыновей и даже сыновей своих молочных братьев он брал в бачи, употреблял для такого занятия. Эти скверные дела были в его время столь распространены, что не было ни одного [богатого] человека без бачи. Содержать бачей считалось достоинством, не содержать их — недостатком. Жестокость и разврат Султан Махмуд мирзы принесли ему несчастье, и все его сыновья умерли молодыми.
У Султан Махмуд мирзы была склонность к стихосложению; он составил диван, но его стихи были очень слабы и безвкусны. Чем говорить такие стихи, лучше ничего не говорить.
Султан Махмуд мирза был человек дурной веры, он не уважал досточтимого Ходжу Убайд Аллаха. Он был трус и стыда в нем было немного, его окружали шуты и бесстыдники, в диване и на глазах людей они совершали всякие безобразия и гнусности. Султан Махмуд мирза плохо говорил, и его слов сразу нельзя было понять.
Его битвы
Он сражался два раза, оба раза — с Султан Хусейн мирзой. Первый раз, под Астрабадом, он был побежден, второй раз, в окрестностях Андхуда[130], у местности, называемой Чакман, тоже потерпел поражение. Два раза он ходил походом в Кафиристан[131], в южной части Бадахшана, поэтому в тугре[132] его указов писали: Султан Махмуд гази[133].
Его владения
Султан Абу Са'ид мирза отдал ему Астрабад; после события в Ираке он пришел в Хорасан; в то время правитель Хисара Камбар Али бек по приказу Султан Абу Са'ид мирзы собрал войска Хиндустана и направился в Ирак, чтобы присоединиться к мирзе. Придя в Хорасан, он присоединился к Султан Махмуд мирзе. При вести о приближении Султан Хусейн мирзы жители Хорасана восстали и выгнали Султан Махмуд мирзу из Хорасана. Он пришел в Самарканд к Султан Ахмед мирзе. Через несколько месяцев Сейид Бадр, Хусрау шах и некоторые другие йигиты с Ахмед Муштаком во главе бежали и привели Султан Махмуд мирзу в Хисар к Комбар Али беку. С тех пор области к югу от Кахка и гор Кухтан-Термез, Чаганиан, Хисар, Хутталан, Кундуз и Бадахшан — до гор Хиндукуша[134] были подвластны Султан Махмуд мирзе. После смерти его старшего брата Султан Ахмед мирзы владения последнего тоже перешли в руки Султан Махмуд мирзы.

Его дети
У него было пятеро сыновей и одиннадцать дочерей. Старшим из всех сыновей был Султан Мас'уд мирза, его матерью была Ханзаде биким, дочь Мир Бузурга Термези. Другой сын был Байсункар мирза, его матерью была Пашша биким.
Другой сын был Султан Али мирза, его матерью была Зухра Бики Ага. Она была узбечка, наложница.
Другой сын был Султан Хусейн мирза; его матерью была Ханзаде биким, внучка Мир Бузурга. При жизни мирзы Султан Махмуда тринадцати лет от роду он преставился к милости господней.
Еще один сын был Султан Ваис мирза; его матерью была Султан Нигар ханум, дочь Юнус хана, младшая сестра моей матери. Об обстоятельствах жизни этих четырех мирз будет упоминаться в сей летописи [при изложении] событий соответствующего года.
Три дочери [Султан Махмуд мирзы] были единоутробные сестры Байсункар мирзы. Старшую Султан Махмуд мирза выдал за Малик Мухаммед мирзу, сына своего дяди Менучихр мирзы. Другие пять дочерей были от Ханзаде биким, внучки Мир Бузурга. Старшую после смерти Султан Махмуд мирзы выдали за Абу Бекра Кашгари. Вторая была Бике биким; ее взял во время осады Хисара Султан Хусейн мирза для своего сына по имени Хайдар мирза, родившегося от дочери Султан Абу Са'ид мирзы, Пайанде Султан биким, и, заключив мир, ушел из-под Хисара.
Третьей его дочерью была Ак биким, четвертой дочерью — Ай биким. Когда Султан Хусейн мирза пришел под Кундуз и Омар, Шейх мирза послал своего сына Джехангир мирзу с войском Андиджана на подмогу Султан Махмуд мирзе, тот назначил ее для Джехангир мирзы. В девятьсот десятом году Баки Чаганиани на берегу реки Аму[135] явился ко мне на службу; обе эти Биким вместе с их матерями были в Термезе. Они тоже пришли вместе с семьей Баки Чаганиани и присоединились ко мне. Придя в Кахмерд, Джехангир мирза взял Ак биким в жены. У них родилась одна девочка, которая теперь находится в области Бадахшана вместе с Ханзаде биким, своей бабушкой.
Пятая дочь была Зейнаб Султан биким. Когда я взял Кабул, то женился на ней по настоянию моей матери Кутлук Нигар ханум. Особого толку из этого не вышло. Спустя два-три года, заболев оспой, она ушла из мира.
Еще одна дочь Махмуда Султан биким, единоутробная старшая сестра Султан Али мирзы. Теперь она находится в Бадахшане.
Еще две дочери были от наложницы. Одну из них звали Раджаб Султан, другую — Мухибб Султан.
Жены и наложницы Султан Махмуд мирзы
Старшей его женой была дочь Мир Бузурга Термези, по имени Ханзаде биким; мирза очень ее любил. Она была матерью Султан Мас'уд мирзы. После ее смерти Мирза горько ее оплакивал, потом он взял в жены внучку Мир Бузурга, племянницу той Ханзаде биким. Она была матерью пяти его дочерей и одного сына.
Другая его жена была Пашша биким, дочь Али Шукр бека, одного из туркестанских беков племени Кара Куйлук Бахарлу. Ее взял сын Джехан шах мирзы Барани Кара Куйлука Мухаммед мирза. Когда Узун Хасан Ак Куйлук отнял у Сыновей этого Джехан шаха Азербайджан и Ирак, сыновья Али, Шукр бека с четырьмя-пятью тысячами семейств кара-куйлукских туркмен пришли служить Султан Абу Са'ид мирзе. После поражения Султан Абу Са'ид Мирзы они поселились в этих областях. Когда Султан Махмуд мирза прибыл из Самарканда в Хисар, они явились служить Султан Махмуд мирзе. Мирза взял Пашша биким в это время. Она была матерью одного его сына и трех дочерей.
Другая его жена была Султан Нигар ханум. О ее происхождении подробно упоминалось при рассказе о [могольских] ханах.
Наложниц и любовниц было у него много; наложницей, пользовавшейся почетом, была Зухра Бики Ага, из узбечек. Он взял ее в молодости, при жизни Султан Абу Са'ид мирзы. Она была матерью одного его сына и одной дочери. Любовниц у Султан Махмуд мирзы было [тоже] множество. От двух из них родились две дочери, уже упомянутые выше.
Эмиры Султан Махмуд мирзы
Хусрау шах. Он из туркестанских кипчаков. В детстве он состоялпри беках-тарханах для близких услуг, а потом стал нукером Мазид бека Аргуна, который, в общем, проявлял к нему внимание. Во время иракской смуты Хусрау шах присоединился к Султан Махмуд мирзе и в дороге оказывал ему подобаемые услуги, вследствие чего Султан Махмуд мирза отнесся к нему со вниманием. Потом Хусрау шах очень сильно возвысился. Уже во времена Султан Махмуд мирзы число его [личных] нукеров достигало пяти-шести тысяч. Все области от Аму-Дарьи до гор Хиндукуша, кроме Бадахшана, были ему подвластны. Это было сплошное владение.
Угощения его были хороши, как и его щедрость, несмотря на тюркское происхождение. Он был большой стяжатель, но так же, как и приобретал, тратил тоже хорошо.
После Султан Махмуд мирзы при его сыновьях [Хусрау шах] сильно возвысился. Число его нукеров приближалось к двадцати тысячам. Хотя он соблюдал воздержание в пище и совершал молитвы, но был человек нечистый, развратный, тупой, без понятия, вероломный и неблагодарный. Ради [благ] быстротечной, преходящей земной жизни он ослепил одного из сыновей своего благодетеля, который его вырастил, и убил другого. Перед богом он был ослушником, а для людей — ненавистным, достойным того, чтобы его проклинали и поносили до самого дня воскресения мертвых. Ради [благ] сей бренной жизни он совершал столько дурных дел! Владея таким множеством благоустроенных областей и столь большим количеством хорошо снаряженных нукеров, он [ни разу] не схватился даже с курицей. Упоминание о нем в этой летописи еще последует.
Другим эмиром [Султан Махмуд мирзы] был Мухаммед Ильчи Буга из племени Каучин. У ворот Балха во время битвы с [Пир Дервиш] Хазараспи он дрался на кулаках на заклад перед Султан Абу Са'ид мирзой. Это был храбрый человек. Он постоянно служил мирзе, и мирза поступал согласно с его мнением. Когда Султан Хусейн мирза осаждал Кундуз, Мухаммед Ильчи Буга ради соперничества с Хусрау шахом вышел с немногими людьми, невооруженный, без кольчуги и произвел ночное нападение. Правда, ему не удалось ничего сделать, да и что он мог сделать против такого большого войска? За ним бросились в погоню, и он кинулся в реку и утонул.
Другой эмир был Айуб. Он служил при Султан Абу Са'ид мирзе в хорасанском отряде телохранителей. Это был мужественный человек, он был воспитателем мирзы Байсункара. [Эмир Айуб] любил изысканность в пище и одежде, был шутник и говорун. Султан Махмуд мирза, обращаясь к нему, называл его «бесстыжим».
Другой [эмир] был Вали, младший единоутробный брат Хусрау шаха. Он хорошо содержал своих нукеров. Виновником того, что Султан Ма'суд мирзу ослепили иглой, а Байсункар мирзу убили, был Вали. Он хулил всех, злоязычия и сквернословил, был самодовольный и скудоумный человечишко. Кроме себя, он не одобрял никого ни за какое дело
Когда я пришел из области Кундуза и, разлучив Хусрау шаха с его нукерами и слугами в окрестностях Души, отпустил его, [Вали], тоже опасаясь узбеков, пришел в Андар-Аб и Сар-Аб. Тамошние кочевники разбили и ограбили его, и, полагаясь на нас, пришли в Кабул. А Вали ушел к Мухаммеду, Шейбани, и тот приказал отрубить ему голову в городе Самарканде.
Другой [эмир] был Шейх Абд Аллах Барлас[136]. За ним была одна из дочерей, Шах Султан Мухаммеда —эта тетка Абу Бекр мирзы и Султан Махмуд хана. Он носил нарядные халаты и был человек мягкий и благородный.
Другой [эмир] был Махмуд Барлас из навандакских Барласов. При Султан Абу Са'ид мирзе он тоже был беком. Когда Султан Абу Са'ид мирзе подчинились земли Ирака, он отдал Керман Махмуд Барласу. После того как Мазид бек Аргун и кара-куйлукские туркменские беки, присоединившиеся к Абу Бекр мирзе пришли в Хисар, выступили против Султан Махмуд мирзы и тот ушел в Самарканд к своему старшему брату, Махмуд Барлас не отдал Хисара и хорошо защищал его. Он был поэт и составил диван.
После смерти Султан Махмуд мирзы Хусрау шах утаил это обстоятельство от народа и запустил руки в казну. Но как останется такое событие скрытым? Весть об этом тотчас же распространилась среди всего населения города. Этот день для жителей Самарканда был большим праздником. Воины и простой народ собирались напасть на Хусрау шаха, но Ахмед Ходжи бек и беки-тарханы подавили волнения и, удалив Хусрау шаха, отправили его в Хисар. Султан Махмуд мирза при жизни отдал Хисар своему старшему сыну Султан Ма'суд мирзе, а Байсункар мирзе отдал Бухару и отпустил их туда. При этом событии не присутствовал ни один из них. После удаления Хусрау шаха беки Самарканда и Хисара, сговорившись, послали в Бухару к Байсункар мирзе человека, призвали его и посадили на престол Самарканда. Когда Байсункар мирза стал государем ему было восемнадцать лет.
Тем временем Султан Махмуд хан, следуя словам Султан Джунаид Барласа и некоторых самаркандских вельмож, повел войско с намерением овладеть Самаркандом и пришел к окрестности Канбая. Байсункар мирза, со своей стороны, вышел из Самарканда с многочисленным, сильным и хорошо снаряженным войском. В окрестностях Канбая они сразились. Хайд ар Кукельташ, который был главным столпом войска моголов, стоял [во главе] авангарда. Все [его люди] сошли с коней и принялись пускать стрелы. Много конных йигитов из Самарканда и Хисара, исполненных ревности, погнали коней вперед, и все моголы, которые были под началом Хайдар бека, спешились и попали под ноги лошадей. Когда [Хайдар бека] взяли, моголы не могли больше сражаться и их одолели. Множество моголов было истреблено. Байсункар мирза велел обезглавить у себя на глазах столько людей, что из-за огромного количества трупов его шатер три раза переносили с места на место.
В это самое время Ибрахим Сару из племени Минг, который с малых лет состоял на службе у моего отца и, достигнув степени бека, был впоследствии удален за какую-то провинность, пришел в крепость Исфару и, прочитав хутбу[137] с именем Байсункар мирзы, встал на путь ослушания. В месяце шабане[138] мои войска выступили, чтобы подавить мятеж Ибрахима Сару. В конце этого месяца мы обложили Исфару и стали лагерем. В первый день йигиты сейчас же по прибытии из озорства захватили новую укрепленную стену, которую строили вне крепости. В этот день Сейид Касим ишик-ага держал себя лучше всех и, вырвавшись вперед, рубил саблей. Султан Ахмед Танбал тоже рубил клинком, Мухаммед Дуст Тагай тоже орудовал клинком, но «долю богатыря» получил Сейид Касим. Богатырская доля — древний обычай у моголов. На каждом пиршестве или трапезе всякий, кто вырвался вперед из рядов и [лихо] бился клинком, получает эту долю. Когда я отправился в Шахрухию и повидался с моим дядей Султан Махмуд ханом, богатырскую долю получил Сейид Касим.
В первый день битвы в моего воспитателя Худай Берды попала стрела из самострела и он умер. Из-за того, что бой вели без доспехов, некоторые йигиты погибли и многие были ранены. У Ибрахима Сару был один превосходный лучник, который очень хорошо стрелял; другого такого стрелка не было видано. Именно он ранил большинство врагов. После занятия крепости он находился при мне.
Осада затянулась. Было приказано в двух-трех местах возвести валы[139], прорыть подкопы и усердно заняться подготовкой осадных орудий. Осада продлилась сорок дней. В конце концов Ибрахим Сару, оказавшись бессильным, прибег к посредничеству Ходжа Маулана-и Кази и выразил покорность. В месяце шаввале[140] он пришел, повесив меч и колчан на шею[141], и, сдав крепость, поступил ко мне в услужение.
Ходженд также долгое время был подчинен дивану Омар Шейх мирзы. Во время междуцарствия власть в области [Ферганы] ослабла и [жители] Ходженда смотрели в сторону Султан Ахмед мирзы. Раз выпал такой удобный случай, то мы пошли также и на Ходженд. В крепости Ходженда находился отец Мир Могола Абд ал-Ваххаб шигаул. Когда я пришел, он сразу без отговорок сдал крепость.
В это время Султан Махмуд хан пришел в Шахрухию. Раньше, когда Султан Ахмед мирза явился в окрестности Андиджана, хан, как уже упоминалось, тоже пришел туда и обложил Ахси. Мне пришло на ум следующее: «Хан мне все равно, что отец или старший брат. Раз мы так близко друг от друга, то если я пойду и стану служить и если минувшие неудовольствия рассеются, это будет приятно слышать и видеть и ближнему, и дальнему». С такими мыслями я явился в сад, разбитый Хайдар беком в окрестностях Шахрухии. Хан восседал в большом шатре с выходом на все четыре стороны, разбитом посреди сада. Войдя в шатер, я трижды преклонил колени; Хан поднялся и тоже поклонился. Когда я поздоровался и отступил назад, [снова] преклонив колени, Хан приказал мне сесть с собой рядом и проявил большое благоволение и ласку.
Спустя день или два я направился в сторону Ахси и Андиджана через перевал Кендирлик. Достигнув Ахси, я совершил обряд поклонения могиле моего отца. В пятницу в час соборной молитвы я вышел из Ахси и, пройдя дорогой на Банд-и Салар, вступил в Андиджан между вечерней молитвой и молитвой перед сном. Эта дорога, то есть дорога через Банд-и Салар, тянется девять йигачей.
Среди кочевых племен в Андиджанской области есть племя Чограк; это большое племя в пять-шесть тысяч семейств. Они живут в горах между Ферганой и Кашгаром, у них много коней и множество овец. В этих горах вместо быков разводят кутасов[142]. Кутасов у них тоже много. Так как их горы непроходимы и находятся на окраине, то они не торопятся сдавать скот. Поставив Касим бека во главе войска, я послал его к Чогракам, чтобы он взял у них скот и роздал часть его войску. Касим бек пошел и, захватив около двадцати тысяч овец и от тысячи до полутора тысяч лошадей, разделил их между воинами.
Возвратившись от Чограков, наши войска пошли на Ура-Тепа, который долгое время находился под властью Омар Шейх мирзы. В год смерти мирзы Ура-Тепа вышел из его рук. Теперь, от имени Байсункар мирзы, там сидел его младший брат Султан Али мирза.
Султан Али мирза, узнав о выступлении нашего войска, ушел в Пальгар и в горную область Масча, а в Ура-Тепа оставил своего воспитателя Шейх Зу-н-Нуна. Миновав Ходженд и дойдя до половины пути, я отправил Халифу[143] к Шейх Зу-н-Нуну в качестве посла. Этот неразумный человечишко [т. е. Зу-н-Нун] не дал удовлетворительного ответа и, приказав задержать Халифу, велел его умертвить. Так как на то не было божией воли, то Халифа освободился и через два-три дня после тысяч и тысяч тягот и мучений вернулся, пеший и голый.
Мы пришли в окрестности Ура-Тепа. Так как приближалась зима, то люди уже сняли весь хлеб и травы. По этим причинам мы через несколько дней вернулись в Андиджан.
После нашего ухода один из людей Хана пошел на Ура-Тепа. Человек, сидевший в Ура-Тепа, не мог устоять, бросил город и ушел; [Султан Махмуд] хан отдал Ура-Тепа Мухаммед Хусейн Гургану. С этого времени и до девятьсот восьмого года[144] Ура-Тепа принадлежал Мухаммед Хусейн Гургану.

События года девятьсот первого (1495-1496)
Султан Хусейн мирза повел войска из Хорасана на Хисар и зимой подошел и стал напротив Термеза. Султан Мас'уд мирза, собрав войско, тоже пришел к Термезу и стал лагерем напротив Султан Хусейна. Хусрау шах, сам укрепившись в Кундузе, послал своего младшего брата Вали к войску. Большую часть зимы противники провели на берегах реки; они не смогли переправиться. Султан Хусейн мирза был государь опытный и знающий дело; он пошел к Кундузу вверх по реке, берегом. Отвлекши внимание войска, стоявшего напротив, он отрядил пять-шесть сотен отборных йигитов под начальством Абд ал-Латифа бахши[145] к келифской переправе. Пока неприятельское войско проведало об этом, Абд ал-Латиф бахши с назначенными людьми перешел [Аму-Дарью] у келифской переправы и укрепился на берегу. Когда весть об этом дошла до Султан Мас'уд мирзы, то хотя Вали, брат Хусрау шаха, всячески настаивал на выступлении против переправившихся отрядов, но вследствие малодушия Султан Мас'уд мирзы или из-за происков Баки Чаганиани, который был врагом Вали, [Султан Мас'уд мирза] не пошел против перешедших реку. [Люди Султан Мас'уд мирзы] в беспорядке отступили к Хисару.

Переправившись через реку, Султан Хусейн мирза послал Бади'аз-Заман мирзу, Ибрахим Хусейн мирзу, Мухаммед Вали бека и Зу-н-Нун Аргуна вперед, против Хусрау шаха. Музаффар мирзу и Мухаммед Бурундук Барласа он двинул на Хутталан, а сам пошел на Хисар.
О его приближении стало известно. Султан Мас'уд мирза не счел полезным оставаться в Хисаре и ушел вверх по реке Кам-Руду через Сире-Так, направляясь к своему младшему брату Байсункар мирзе в Самарканд. Вали тоже потянулся в сторону Хутталана. Баки Чаганиани, Махмуд Барлас и Султан Ахмед, отец Куч бека, укрепили крепость Хисара. Хамза султан и Махди султан, которые несколько лет назад покинули Шейбани хана и находились на Службе у Султан Махмуд мирзы, вместе со всеми узбеками, а также Мухаммед Дуглат, сын Султан Хусейн Дуглата, и все моголы, жившие в области Хисар а, во время этих смут потянулись к Кара-Тегину[146].
Султан Хусейн мирза, получив об этом известие, послал Абу-л-Мухсин мирзу с несколькими йигитами вверх по долине Кам-Руд вслед Султан Мас'уд мирзе. Когда тот входил в ущелье, они настигли его сзади, но не могли ничего сделать. Мирза бек Ференгибаз [хорошо] рубился тогда саблей.
Ибрахим тархан, Якуб-и Айуб и некоторые другие были посланы с войсками в Кара-Тегин против Хамза султана и моголов. В Кара-Тегине они настигли их и вступили в бой. Передовой отряд Султан Хусейн мирзы был разбит; большинство его беков сбили с коней, но опять отпустили.
После ухода [из Хисара] Хамза султан, Махди султан, Мамак султан, сын Махди султана, Мухаммед Дуглат, который потом был известен под именем Мухаммед Хисари, Султан Хусейн Дуглат и узбеки, подчиненные этим султанам, а также моголы, жившие в области Хисара, нукеры Султан Махмуд мирзы, вспомнив о нас, в месяце рамазане[147] явились в Андиджан. В это время по обычаю султанов-тимуридов я восседал на ложе. Когда пришли Хамза султан с Махди султаном и Мамак султаном, я поднялся из уважения к этим султанам и, сойдя с ложа, поздоровался с султанами. Султаны сели по правую руку от меня, скрестив ноги.
Моголы, подначальные Мухаммед Хисари, тоже явились; все они пожелали мне служить.
Султан Хусейн мирза подошел, обложил крепость Хисар и стал лагерем. Днем и ночью он не знал отдыха и покоя, устраивая подкопы, штурмуя крепость, меча камни и действуя пушками. В четырех-пяти местах он прорыл подкоп: ход, направленный к городским воротам, сильно выдвинулся вперед; люди в крепости тоже рыли контр-подкоп и обнаружили этот ход. Осажденные пустили сверху на врагов дым, те заткнули отверстие и дым снова вернулся вверх к людям в крепости. Они чуть не умерли и бегом выбежали из подкопа. В конце концов они стали приносить кувшинами воду и, выливая ее, выгнали осаждающих из подкопа.
В другой раз отряд проворных йигитов, выйдя, обратил в бегство воинов, находившихся у подкопа.
Однажды на северной стороне, где стоял [Султан Хусейн] мирза, установили пушки и, стреляя, пробили брешь в одной башне. Во время молитвы перед сном башня упала. Некоторые йигиты, проявляя поспешность, просили разрешения на битву, но Мирза сказал: «Уже ночь» и не позволил. А к рассвету люди в крепости полностью отстроили башню, так что утром боя тоже не было.
За эти два или два с половиной месяца, кроме осадных работ, рытья подкопов, возведения насыпей и метания камней, [ничего не делали]. Хороших сражений [Султан Хусейн] не вел.
Когда Бади'аз-Заман мирза с отрядом, который послали против Хусрау шаха, встал в трех-четырех йигачах ниже Кундуза, Хусрау шах выстроил бывших с ним людей в боевом порядке и вышел из Кундуза. Сделав по дороге ночевку, он построился и пошел на войско противника. И «столь большое число мирз, столько полководцев и беков, невзирая на то, что людей у них было если не в два, то уже наверное в полтора раза больше, чем у Хусрау шаха, соблюдая осторожность, не вышло из-за рва. [А ведь] у Хусрау шаха было [всего] четыре-пять тысяч нукеров, знатных и простых, великих и малых. Хусрау шах, который ради сей бренной, скоротечной земной жизни и ради своих неверных, непостоянных нукеров избрал для себя такой позор и бесславие и сделал своим обычаем жестокость и несправедливость, который захватил столь обширные земли и содержал столько нукеров и слуг — ведь под конец жизни Хусрау шаха число его нукеров и приспешников достигло двадцати-тридцати тысяч человек, а владения и уделы его были больше владений самого государя и царевичей — за всю свою жизнь совершил одно только это боевое дело. И при всем том Хусрау шах и его приверженцы прославились военным искусством и их сочли смельчаками, а те, что не вышли из-за рва, прослыли трусами и сделались притчей из-за своего малодушия.
Бади'аз-Заман мирза, уйдя из-под Кундуза, в несколько переходов дошел до Алгу-Тага возле Талекана и остановился. Хусрау шах находился в крепости Кундуз. Своего младшего брата Вали он послал с отрядом отборных йигитов в Ишкамиш и Фулул, к подножью гор, чтобы извне тревожить и беспокоить [врагов]. Мухибб Али курчи тоже привел отряд добрых йигитов и на берегу реки Хутталана столкнулся с людьми Бади'аз-Заман мирзы. Он напал на них, некоторых сбил с коней, отрубил несколько голов и ушел.
В другой раз Сидим Али дарбан[148], его младший брат Кули бек и Бахлул, сын Айуба с отрядом отборных йигитов пришли, соперничая с ним, к подножью горы Анбар-Кух в окрестностях Ходжа Джангала и схватились с войском хорасанцев, когда те выступали из лагеря. Многих из них свалили; Сидим Али, Кул-Баба и некоторых из их лучших йигитов посбивали с коней.
Когда весть об этом дошла до Султан Хусейн мирзы, войско которого к тому же терпело некоторые неудобства от хисарских весенних дождей, он заложил основы мира. От осажденных явился Махмуд Барлас, пришли Ходжа Пир бакаул[149], знатные вельможи и все, какие там были музыканты и певцы. Султан Хусейн мирза взял старшую дочь Султан Махмуд мирзы от Ханзаде биким для Хайдар мирзы, своего сына от Пайенде Султан биким, внука Султан Абу Са'ид мирзы.
После этого Султан Хусейн мирза ушел из-под Хисара и направился в Кундуз. Придя в Кундуз, он также произвел кое-какие осадные работы и вознамерился начать осаду. В конце концов Бади'аз-Заман мирза выступил посредником; осажденные и осаждающие разменяли пленных йигитов и разошлись. Причиной столь большого возвышения Хусрау шаха и совершения им стольких дел, превышающих его меру, стало то, что Султан Хусейн мирза два раза приходил и, не сумев его взять, возвращался.
Когда Султан Хусейн мирза пришел в Балх, то ради пользы Мавераннахра отдал Балх Бади'аз-Заман мирзе, а его владение — Астрабад — отдал Музаффар Хусейн мирзе. Он заставил обоих ради Балха и Астрабада преклонить колени в одном и том же собрании. Бади'аз-Заман мирза из-за этого разобиделся. Причиной стольких лет вражды и смуты было именно это обстоятельство.
В месяце рамазане того же года произошел мятеж тарханов в Самарканде. Подробности этого таковы: Байсункар мирза не водился, не общался и не дружил с самаркандскими беками и воинами в такой мере, как с хисарскими беками и воинами. Шейх Абд Аллах Барлас был набольшим полномочным беком; его сыновья были столь близки и дружны с Байсункар мирзой, что их уподобляли любящим и возлюбленным. Беки-тарханы и некоторые самаркандские беки по этим причинам обиделись. Дервиш Мухаммед тархан, прибыв из Бухары, приказал привезти из Карши[150] Султан Али мирзу, объявил его государем, и они оба явились в Баг-и Нау.
Байсункар мирза находился в Баг-и Нау. Объявив Байсункар мирзу как бы пленником, его разлучили с нукерами и слугами и отвели в арк. Обоих царевичей посадили в одном месте. Вечером, во время послеполуденной молитвы Байсункар мирзу решили перевести в Кок-Сарай. Байсункар мирза под предлогом естественных потребностей вошел в одну постройку в северо-восточной части Бустан-Сарая. У дверей ее встали тарханы. С мирзой вошли Мухаммед Кули Каучин и Хасан шарбатчи[151]. Говоря кратко, в задней части помещения, куда Байсункар мирза вошел за нуждой, была дверь, заложенная кирпичом, которая вела со двора наружу. Он тотчас же разрушил преграду, выбрался по ложу водопровода на крепостной вал, выходивший к Гатфару, бросился вниз с двойной стенки вала и направился в Ходжа Кафшир, в дом Ходжаги Ходжи.
Люди, стоявшие у дверей нужника, спустя некоторое время заглянули туда и видят: Мирза бежал. На следующий день тарханы, собравшись, идут к дверям Ходжаги Ходжи. Ходжа говорит: «Его нет» и не выдает царевича. Тарханы, со своей стороны, не могут взять его силой — достоинство Ходжи слишком высоко, чтобы можно было применить силу.
Через день-два Ходжа Абу-л-Макарим, Ахмед Хаджи бек, еще некоторые беки, вельможи и воины и все городские жители поднялись скопом, привели [Байсункар] мирзу из дома Ходжи и осадили Султан Али мирзу и тарханов в арке. Арк они не могли удержать и одного дня; Мухаммед Мазид тархан вышел через ворота Чар-Раха и ушел в Бухару, Султан Али мирза и Дервиш Мухаммед тархан попали в плен. Байсункар мирза находился в доме Ахмед Хаджи бека, когда туда привели Дервиш Мухаммед тархана. Мирза задал несколько вопросов, Дервиш Мухаммед тархан не смог дать подобающего ответа: не такие он делал дела, чтобы мог дать ответ! [Байсункар] мирза определил ему смерть; Дервиш Мухаммед тархан по малодушию ухватился за столб, думая: «Не отпустят ли, раз ухватился за столб?» Его увели на расправу. Султан Али мирзу Байсункар мирза приказал отправить в Кок-Сарай и провести по его глазам [раскаленной] иглой.
Одна из высоких построек, воздвигнутых Тимур беком, — Кок-Сарай, который находится в Самаркандском арке. Удивительная у этого здания особенность: всякий сын Тимур бека, который поднимал голову и садился на престол, садился именно там; кто складывал голову, притязая на престол, складывал ее тоже там, так что даже говорили иносказательно: «Такого-то царевича отвели в Кок-Сарай», то есть убили.
Султан Али мирзу отправили в Кок-Сарай и провели по его глазам иглой. По воле палача или помимо его желания глаза Султан Али мирзы не потерпели от иглы вреда. Не показав этого, он тотчас же ушел в дом Ходжа Яхьи и через два-три дня бежал в Бухару к тарханам. По этой причине между сыновьями досточтимого Ходжи Убайд Аллаха возникло соперничество: старший стал покровительствовать старшему [царевичу], младший поддерживал младшего.
Через несколько дней Ходжа Яхья тоже ушел в Бухару. Байсункар мирза повел войско к Бухаре против Султан Али мирзы. Когда он приблизился к Бухаре, Султан Али мирза и беки-тарханы построили войско и вышли. Произошла небольшая стычка. Победа осталась на стороне Султан Али мирзы, Байсункар мирза понес поражение. Ахмед Хаджи бек и еще некоторые хорошие йигиты попали в плен. Большинство их убили. Ахмед Хаджи бека бесславно умертвили в отмщение за кровь Дервиш Мухаммед тархана. Султан Али мирза шел по пятам за Байсункар мирзой до Самарканда.
Весть об этом в месяце шаввале пришла к нам в Андиджан. Мы тоже, мечтая о Самарканде, четвертого числа того месяца[152] повели войско в поход.
Султан Хусейн мирза отступил из-под Хисара и Кундуза, души Султан Мас'уд мирзы и Хусрау шаха успокоились. Султан Мас'уд мирза, тоже жаждая овладеть Самаркандом, подошел к Шахрисябзу. Хусрау шах отправил к Мирзе своего младшего брата Вали. Три-четыре месяца мы осаждали Самарканд с трех сторон. Ходжа Яхья, прибыв от Султан Али мирзы, завел речь о союзе и согласии. Договорившись о свидании, я ушел с моим войском на два-три шери ниже Сугуда. С другой стороны подошел Султан Али мирза с войском. С того берега Султан Али мирза с четырьмя или пятью воинами, с этого берега — я и четыре-пять человек выехали на середину Кухака[153]. Прямо на конях мы поздоровались и взаимно осведомились о здоровье, потом они уехали на ту сторону, а я вернулся на свою сторону. В это время я видел Муллу Беннаи[154] и Мухаммед Салиха[155], которые состояли на службе у Ходжа Яхьи. Мухаммед Салиха я видел только в тот раз, а Мулла Беннаи впоследствии долго состоял у меня на службе.
После свидания с Султан Али мирзой, так как подошла зима, а жители Самарканда не терпели особых лишений, мы вернулись: я — в Андиджан, а Султан Али мирза — в Бухару.
Султан Мас'уд мирза питал великую склонность к дочери Шейха Абд Аллаха Барласа; взяв ее, он оставил помышления о захвате владений и вернулся в Хисар. Только это, вероятно, и было целью его прихода.
Из окрестностей Шираза[156] и Канбая Махди султан бежал в Самарканд; Хамза султан, получив разрешение, ушел из Замина в Самарканд.

События года девятьсот второго (1496-1497)
Этой зимой дела Байсункар мирзы были в общем на подъеме. Так как Абд ал-Карим Ишрит, сторонник Султан Али мирзы, пришел в Куфин и окрестные места, то Махди султан во главе передового отряда Байсункар мирзы встретил его. Абд ал-Карим Ишрит и Махди султан оказались как раз лицом к лицу. Махди султан проткнул коня Абд ал-Карима своим черкесским клинком, конь тотчас же упал. Когда Абд ал-Карим поднимался, Махди султан отмахнул ему кисть руки. Захватив его, они здорово расколотили этот передовой отряд. Видя, что дела в Самарканде и при дворе мирз неустойчивы, султаны ранней весной ушли к Шейбани хану.
После этого люди Самарканда, объединившись, выступили и повели войска против Султан Али мирзы. Байсункар мирза пришел к Сар-и Пулу, Султан Али мирза — к Ходжа-Кардзану. В это время по наущению Ходжа Мунира из Оша Ходжа Абу-л-Макарим с андиджанскйми беками Ваис Лагари и Мухаммед Бакиром, а также Касим Дулдай и некоторые приближенные Байсункар мирзы спешным походом двинулись к Бухаре. Когда они приблизились, бухарцы проведали об этом; дело не вышло и они воротились.
При свидании с Султан Али мирзой было решено, что весной они придут из Бухары, а я — из Андиджана, и мы будем осаждать Самарканд. В условленное время — в месяце рамазане[157] я выступил из Андиджана. Достигнув окрестностей Яр-Яйлака, мы узнали, что мирзы стоят друг против друга, и послали вперед Тулун Ходжу могола с двумя или тремя сотнями лихих йигитов. Когда они приблизились, Байсункар мирза проведал о нас и беспорядочно отступил. Наши йигиты в ту ночь, зайдя [врагам] во фланг, перестреляли и захватили множество людей и привезли большую добычу.
Через два дня мы подошли к крепости, Шираз. Шираз был в руках Касим Дулдая. Его даруга[158] не мог удержать Шираз и сдал его; крепость Шираз была поручена Ибрахим Сару.
На следующее утро, совершив там молитву праздника разговения, мы направились к Самарканду и стали лагерем в куруке[159] Абьяр. В этот день Касим Дулдай, Ваис Лагари,Хасан Набире, Султан Мухаммед, Сайфал и Султан Мухаммед Ваис явились с тремя-четырьмя сотнями человек и поступили ко мне на службу. Они говорили: «Когда Байсункар мирза выступил и воротился, то мы отделились от него и пришли служить государю». Позднее стало известно, что они нарочно отделились от Байсункар мирзы и пришли, чтобы оборонять, Шираз; поскольку дела Шираза оказались таковы, [как сказано], они поневоле пришли ко мне.
Когда мы остановились в Кара-Булаке, привели к нам нескольких пойманных моголов, которые нежданно-негаданно явились и начали своевольничать. Касим бек, назидания ради, приказал разрубить двоих или троих на куски. Через четыре-пять лет, во времена казачества, когда мы направлялись из Масчи к Хану, Касим бек по этой причине отделился от нас и ушел в Хисар.
Выступив из Кара-Булака, мы перешли реку и остановились напротив Яма[160]. В этот день несколько придворных беков схватились у хиабана[161] с людьми Байсункар мирзы. Ахмед Танбалу ткнули в горло копьем, но он не упал [с коня]. Ходжаги Мулла садру[162], старшему брату Ходжи Калана, попала в шею стрела, и он тотчас же отправился к божьей милости. Это был очень хороший человек. Мой отец тоже оказывал ему покровительство и сделал его хранителем печати. У него было стремление к науке, он превосходно знал [арабский] язык, слог у него был тоже хороший. Воспитывать ловчих птиц и вызывать дождь он также умел.
Когда мы стояли в окрестностях Яма, много народу, торговцев и не торговцев вышло из города покупать и продавать, так что лагерь превратился в базар. Однажды во время послеполуденной молитвы вдруг поднялось всеобщее смятение и всех этих мусульман ограбили. Однако порядок в войске достигал такой степени, что вышел приказ никому не держать чужих вещей и все отдать обратно. На утро еще не пробили первой стражи, как у воинов не осталось чужого, даже конца нитки или обломка иголки, — все вернули владельцам.
Выйдя оттуда, мы остановились к востоку от Самарканда, в Хан-Юрти; от Самарканда это будет три куруха[163]. На этой стоянке мы провели сорок-пятьдесят дней. Пока мы стояли в этом Юрти, смелые йигиты из осаждающих и осажденных несколько раз здорово рубились на хиабане. Однажды на хиабане рубился Ибрахим Бекчик и ему порезали лицо. После этого Ибрахим Бекчика стали называть «Ибрахим чапук[164]». В другой раз, тоже на хиабане, около Пул-и Мугака Абу-л-Касим Кухбур действовал палицей. Еще как-то раз возле канала, на хиабане, началась схватка, Мир Шах Каучин бился палицей. Его так ударили, что почти до половины разрубили ему шею. Все же главная артерия оказалась неразрезанной.
Когда мы были в Хан-Юрти, люди, находившиеся в крепости, ради обмана прислали человека, говоря: «Подойдите вечером со стороны Гар-и Ашикан — мы сдадим вам крепость».
С таким намерением я вечером сел на коня и подъехал к Пул-и Мугаку. К назначенному месту был послан отряд молодцов, конных и пеших. Пока остальные спохватились, осажденные увели четырех или пятерых наших пехотинцев. Очень храбрые были воины. Одного из них звали Хаджи, он служил мне с детства, имя другого было Махмуд Кундур Сангак. Их всех убили.
Когда мы были в этом Юрти, из Самарканда приходило столько горожан и торговцев, что стан превратился в город. Все, чего только ни ищут в городах, можно было найти в стане.
В то время все крепости, горы и равнины, кроме одного Самарканда, переходили под наше начало. В одной крепости у подошвы Шавдарских гор, называемой Ургут[165], укрепился отряд каких-то людей. Поневоле мы снялись с юрта[166] и пошли на Ургут. Не сумев устоять, они избрали посредников Ходжа Кази и покорились. Мы простили им их проступки и снова вернулись к осаде Самарканда.
В том году раздоры между Султан Хусейн мирзой и Бади'аз-Заман мирзой привели к войне. Подробности этого события таковы. В минувшем году Султан Хусейн мирза отдал Балх и Астрабад Бади'аз-Заман мирзе и Музаффар мирзе, и заставил их преклонить колени, как уже было упомянуто. С тех пор и до этого времени ездило взад-вперед множество послов. В конце даже Алишер бек прибыл послом к Бади'аз-Заман мирзе, но сколько он ни старался, Бади'аз-Заман мирза не соглашался отдать Астрабад младшему брату. Он говорил: «Когда Мирза справлял обрезание моего сына Мухаммед Мумин мирзы, он подарил ему [Астрабад] ».
Однажды между Алишер беком и Мирзой произошел разговор, который указывает на остроту ума Мирзы и чувствительность сердца Алишер бека. Алишер бек сказал Мирзе на ухо много тайных слов и добавил: «Забудьте эти слова». Мирза тотчас же спросил: «Какие слова?». Алишер бек, сильно этим тронутый, долго плакал. В конце концов переговоры между отцом и сыном привели к тому, что отец на сына и сын на отца[167] повели войска к Балху и Астрабаду.
К урочищу Пул-и Чираг у подножья Гарзувана, пришли снизу Султан Хусейн мирза, сверху — Бади'аз-Заман мирза. В среду в первый день месяца рамазана[168] Абу-л Мухсин мирза с несколькими беками Султан Хусейн мирзы и отрядом конницы выдвинулся вперед. Настоящее сражение еще даже не началось, как Бади'аз-Заман был разбит; множество его отборных йигитов попало в плен. Султан Хусейн мирза приказал снести им всем головы.
Так было не только тогда: всякий раз как Султан Хусейн, мирза побеждал сына, который шел с враждебными намерениями, он приказывал отрубить головы всем нукерам, попавшим в плен. Что поделаешь? Право было на его стороне. Эти мирзы столь неумеренно предавались разврату и наслаждениям что, когда такой опытный и видевший столько битв государь, как их отец, подошел на полдня пути и до начала столь благословенного и священного месяца, как рамазан, оставалось времени всего одна ночь, у них только и было дела, что весело пить вино, не стыдясь отца и не боясь бога, и развлекаться, украшая свои покои. Давно установлено что такие люди всегда будут терпеть подобные поражения, и над людьми которые так жили, всякий одержит победу.
В те несколько лет, когда власть правителя Астрабада принадлежала Бади'аз-Заман мирзе, его приближенные, челядь и всадники были очень роскошно и нарядно [одеты].
У него было множество золотой и серебряной посуды и утвари, а шелковым подушкам и породистым коням его не было числа.
Все это он тогда потерял. Убегая, он попал на горную дорогу и наткнулся на кручи и обрывы; сам он с большим трудом спустился в обрыв, многие его люди погибли в этой пропасти.
Султан Хусейн мирза, победив своего сына, пришел в Балх. Бади'аз-Заман мирза оставил в Балхе Шейх Али Тагая. Тот не мог ничего поделать, и покорившись, сдал Балх. Султан Хусейн мирза отдал Балх Ибрахим Хусейн мирзе и оставил с ним Мухаммед Вали бека и Шах Хусейн Чухра, а сам возвратился в Хорасан.
Потерпев поражение, Бади'аз-Заман мирза, ограбленный и обобранный, пошел со своими конными в Кундуз, к Хусрау шаху. Хусрау шах, со своей стороны, оказал ему хорошие услуги: он помог Мирзе и тем, кто с ним был, таким множеством коней, верблюдов, шатров и палаток и вообще военного снаряжения, что видевшие это говорили, будто между прежним снаряжением и этим снаряжением различие только в золотой и серебряной утвари.
Между Султан Мас'уд мирзой и Хусрау шахом, вследствие несправедливости одного и высокомерия другого, происходили раздоры и ссоры. Хусрау шах отрядил к Бади'аз-Заман мирзе Вали и Баки и послал их в Хисар против Султан Мас'уд мирзы. Они не смогли даже приблизиться к крепости; в окрестностях и на подступах [к Хисару] с той и с другой стороны раз или два схватывались на мечах. Однажды возле северного соколиного двора под Хисаром Мухибб Али курчи, отделившись от своих людей, хорошо рубился мечом; Когда он свалился с коня и чуть не попал в плен, его лишь с трудом выручили.
Через несколько дней враги заключили «волчий мир[169]» и воротились. Еще несколько дней спустя Бади'аз-Заман мирза потянулся по горным дорогам в Кандахар и Заминдавер к Зу-н-Нун Аргуну и его сыну Шах Шуджа Аргуну. Несмотря на свою скупость и скаредность, Зу-н-Нун хорошо услужил Мирзе; в одно подношение он подарил ему сорок тысяч овец.
К диковинным обстоятельствам принадлежит то, что в ту самую среду, когда Султан Хусейн мирза разбил Бади'аз-Заман мирзу, Музаффар Хусейн мирза разбил под Астрабадом Мухаммед Му'мин мирзу. Еще удивительнее, что человека, который сбил с коня и привел Мухаммед Мумин мирзу, звали Чаршанбе[170].

События года девятьсот третьего (1497-1498)
Мы остановились за Баг-и Майданом, на урочище Кулбе. Жители Самарканда — воины и горожане — толпой вышли к мосту Мухаммед-Чап. Так как наши люди не были готовы, то пока йигиты снаряжались, [двух] — Султан Кули и Баба Кули — сбили с коней и увели в крепость. Через несколько дней мы выступили и остановились на краю урочища Кулбе, за Кухаком. В тот день выгнали из Самарканда Сейид Юсуф бека; на этой стоянке он явился и поступил ко мне в услужение. Самаркандцы вообразили, что наш уход с той стоянки и приход на эту стоянку есть отступление. Толпа воинов и горожан вышла на помощь и прошла [от ворот Фируза] до моста Мирзы, а от ворот, Шейх-Заде они дошли до моста Мухаммед-Чап. Мы приказали всем йигитам снарядиться, сесть на коней и выехать. С двух сторон — от моста Мирзы и от моста Мухаммед-Чап — на них напали, но господь исправил дело: враг был разбит, много славных беков и добрых йигитов свалили с коней и привели. Среди них были Нур Мухаммед Мискин[171], сын Хафиз Дулдая; сбив его с коня, ему отрубили указательный палец, захватили его и привели. Младший брат Мухаммед Касима Набире, Хаман Набире, тоже сбил с коня [своего старшего брата] и привел его. Таких йигитов, известных [всем] горожанам и воинам, было еще много. Из городской черни привели Дивана ткача и Кал Кошука; это были зачинщики и коноводы в уличных драках и бесчинствах. Было приказано их пытать и убить в отместку за пехотинцев, павших у Гар-и Ашикана.
Для самаркандцев это было полное поражение; с этих пор всякие вылазки из города прекратились. Дело дошло до того, что наши люди подходили к самому краю крепостного рва и приводили их рабов и невольниц.
Солнце перешло в созвездие Весов[172], наступили холода. Я созвал всех беков, которые входили в совет, и посовещался с ними. Договорились так: жители города настолько обессилили, что мы с божьей помощью можем их и сегодня взять и завтра взять; чем терпеть вне крепости страдания на холоду, лучше отойти от города и перезимовать в каком-нибудь укреплении. Если даже придется уйти, то тогда уходить будет спокойнее.
Сочтя удобным перезимовать в крепости Ходжа-Дидар, мы снялись с лагеря и остановились на луговине перед крепостью. Вступив в крепость, мы определили место для домов и шатров, поставили там мастеров и надсмотрщиков и вернулись в стан. Несколько дней, пока не были готовы зимние помещения, мы простояли на луговине.
Тем временем Байсункар мирза непрерывно посылал в Туркестан к Шейбани хану людей, призывая Шейбани хана на помощь.
Когда были готовы зимние дома, мы вступили в крепость. В то же утро, Шейбани хан, быстрым ходом пришедший из Туркестана, остановился над нашим лагерем. Войско наше было не близко, иные ушли зимовки ради в Рабат-и Ходжа, другие — в Кабул, некоторые — в Шираз. Все же мы построили воинов, бывших на месте, и выступили. Шейбани хан не мог устоять, потянулся к Самарканду и ушел в окрестности города.
Поскольку вышло не так, как хотел Байсункар мирза, то он принял Шейбани хана нехорошо. Несколько дней Шейбани хан не мог ничего сделать и, отчаявшись, ушел обратно в Туркестан.
Байсункар мирза семь месяцев выдерживал осаду. У него была одна надежда — на Шейбани хана, эту надежду он тоже потерял. С двумя-тремя сотнями голодных сородичей Байсункар мирза потянулся в Кундуз, к Хусрау шаху.
Когда они были в окрестностях Термеза и переходили через Аму, Сейид Хусейн Акбар, правитель Термеза, который приходился Султан Мас'уд мирзе родственником и был уважаемым советником, узнал об этом и выступил против Байсункар мирзы. Мирза уже переправился через реку. Мирим тархан в ней утонул. [Сейид Хусейн Акбар] захватил отставших людей, пожитки и имущество Байсункар мирзы. Любимец Байсункар мирзы по имени Тахир Мухаммед тоже попал в плен. Хусрау шах хорошо обошелся с Байсункар мирзой.
Как только Байсункар мирза вышел из Самарканда, к нам тотчас же пришла об этом весть. Мы вышли из Ходжа-Дидара и направились к Самарканду. По дороге вельможи, беки и воины один за другим выходили нам навстречу. В конце месяца первого раби[173] я остановился в арке, в Бустан-Сарае. По милости всевышнего господа область и город Самарканд стали нам доступны и подвластны.
В обитаемой части земли мало городов таких приятных, как Самарканд. Он находится в пятом климате, долгота его 99 градусов 56 минут, широта — 40 градусов и 40 минут[174].
[Главный] город [области] — Самарканд, а всю область называют Мавераннахр. Так как ни один враг не захватил Самарканд силой и победой, то его называют «[город], хранимый [Аллахом]». Самарканд стал мусульманским во времена достойнейшего повелителя правоверных Османа[175], из сподвижников пророка там умер Кусам Ибн Аббас[176]. Его могила находится за воротами Ахании, теперь она известна под названием Мазар Шаха.
Самарканд построен Искандером; народы моголов и тюрков называют [его] Симизкенд[177]. Тимур бек сделал Самарканд [своей] столицей; раньше Тимур бека ни один государь столь великий, как Тимур бек, не объявлял Самарканд столицей. Я приказал обмерить шагами поверху внутреннюю стену крепости — вышло десять тысяч шестьсот шагов.
Все жители Самарканда — сунниты[178], люди чистой веры, соблюдающие закон и благочестивые. Со времени святейшего посланника [Мухаммеда] ни из какой страны не вышло столько имамов ислама, сколько их вышло из Мавераннахра.
Шейх Абу Мансур[179], один из учителей богословия, родом из пригорода Матурид в Самарканде. Учителя богословия делятся на два толка: одних называют матуридия, других — аш'ария; матуридия возводят свое название к этому Шейху Абу Мансуру.
Автор «Сахиха Бухари[180]» Ходжа Исмаил-и Хартанг тоже из Мавераннахра. Составитель «Хидаи» — немного есть книг по законоведению толка имама Абу Ханифы[181], которые бы пользовались большим значением, чем Хидая, — происходил из области в Фергане, называемой Маргинан, а эта область входит в Мавераннахр и находится на границе возделанных земель.
К востоку от Самарканда — Фергана и Кашгар, к западу — Бухара и Хорезм, к северу — Ташкент и Шахрухия, которые называются [также] Шаш и Бинакет, к югу — Балх и Термез. Река Кухак течет к северу [от Самарканда], от Кухака до Самарканда будет куруха два. Между этой рекой и Самаркандом находится холм, называемый Кухак; так как река течет под этим холмом, то ее называют река Кухак.
От реки Кухак отвели большой канал, верней маленькую речку, ее называют река Даргом. Она течет южнее Самарканда, в одном шери от него. Сады и пригороды Самарканда, а также некоторые его туманы орошаются этой рекой.
Все [пространство] до Бухары и Кара-Куля, то есть около тридцати-сорока йигачей земли, орошается и возделывается благодаря реке Кухаку. В такой большой реке совсем не остается воды сверх орошения и поливки; летом по три-четыре месяца вод для Бухары даже не хватает.
Виноград, дыни, яблоки, гранаты, да и вообще все плоды там хороши, но два сорта самаркандских плодов особенно славятся: самаркандские яблоки и самаркандский [виноград] «сахиби».
Зима в Самарканде весьма холодная, хотя там снег выпадает не такой, как в Кабуле. Летом погода хорошая, но не такова, как в Кабуле. В Самарканде и его пригородах много строений и садов [времен] Тимур бека и Улуг бек мирзы.
В Самаркандском арке Тимур бек воздвиг большое строение в четыре яруса, Кок-Сараем называется. Очень высокая постройка. Еще близ ворот Ахании, внутри крепости, он поставил соборную мечеть, каменную. Больше всего там работало каменотесов, приведенных из Хиндустана. На переднем своде мечети [выведен] стих Корана: «И вот воздвигает Ибрахим основы[182]...» и так далее до конца написан такими большими буквами, что его можно прочесть на расстоянии курух а. Это тоже очень высокое здание.
К востоку от Самарканда [Тимур бек] разбил два сада: [один], который подальше — сад-Баг и Булди, другой, поближе — сад Дилкуша. От сада Дилкуша до ворот Фируза он провел хиабан и по обе стороны велел посадить тополя. В саду Дилкуша он тоже построил большое здание; в этом здании изобразили битвы Тимур бека в Хиндустане.
Другой [сад] Тимур бек разбил у подножия холма Кухак, над каналом Кан-и Гил, который называют также Аб-и Рахмат; этот сад именуется Накш-и Джехан. Когда я видел этот сад, он был разорен; кроме названия от него ничего не осталось.
Еще есть к югу от Самарканда сад Баг-и Чинар, он недалеко от крепости. В нижней части Самарканда находятся сад Баг-и Шимал и Баг-и Бихишт.
Внук Тимур бека, сын Джехангир мирзы, Мухаммед султан мирза построил во внешнем укреплении за самаркандской стеной медресе. Могила Тимур бека и могилы тех из его сыновей, которые царствовали в Самарканде, находятся в этом медресе.
Из построек Улуг бек мирзы внутри крепости [сохранились] медресе[183] и ханака[184]. Купол ханаки — очень высокий купол; во всем мире показывают не много таких высоких куполов.
Недалеко от медресе и ханаки он построил хорошую баню: «Баней Мирзы» называется. Полы в ней выстланы камнем всех [цветов]. Неизвестно, есть ли в Хорасане и Самарканде другая такая баня.
К югу от медресе [Улуг бек мирза] построил мечеть, ее называют «Резною мечетью». Резною называется она потому, что ее украсили узорами ислими[185] и китайскими из вырезанных и обтесанных кусочков дерева. Все ее стены и потолок [выложены] таким образом. Между киблой[186] мечети и киблой медресе большое расхождение. Вероятно, направление киблы мечети определяли по звездам.
Другая высокая постройка Улуг бек мирзы — обсерватория[187] у подножья холма Кухак, где находится инструмент для составления звездных таблиц. В ней три яруса. Улуг бек мирза написал в этой обсерватории «Гургановы таблицы[188]», которыми теперь пользуются во всем мире. Другие таблицы употребляют редко. Раньше пользовались «Ильхановыми таблицами», которые составил Ходжа Насир-и Туси[189] во времена Хулагу хана в Мараге[190]. Хулагу хан[191] — это тот, которого называют также Иль-ханом.
По-видимому, во [всем] мире было построено не больше семи или восьми обсерваторий. Из них одну обсерваторию устроил халиф Ма'мун, в ней написали «Ма'муновы таблицы[192]». Битлимус тоже [когда-то] построил обсерваторию; другую обсерваторию построили в Хиндустане, во времена раджи Бикрамаджита Хинду[193], в Удджайне и Дхаре, то есть в государстве Мальва, которое ныне называется Манду. Этими таблицами пользуются теперь индийцы в Хиндустане. Со времени постройки этой обсерватории прошло тысяча пятьсот восемьдесят четыре года. В сравнении с вышеупомянутыми таблицами, таблицы [Бикрамаджита] менее совершенны.
У подножья холма Кухак, на западной стороне, [Улуг бек мирза] разбил сад, известный под названием Баг-и Майдан. Посреди этого сада он воздвиг высокое здание, называемое Чил-Сутун[194], в два яруса. Все его колонны — каменные. По четырем углам этого здания пристроили четыре башенки в виде минаретов; лестницы, ведущие наверх, находятся в этих четырех башнях. В других местах там всюду [стоят] каменные колонны; некоторые из них витые, многогранные. В верхнем ярусе со, всех сторон айван [тоже] на каменных столбах, а посреди айвана беседка о четырех дверях; приподнятый пол этого здания весь выстлан камнем.
Возле этой постройки, у подножья холма Кухак, Улуг бек мирза разбил еще один садик. Там он построил большой айван, на айване поставили огромный каменный престол. Длина его примерно четырнадцать-пятнадцать кари, ширина — семь-восемь кари, высота — один кари. Такой огромный камень привезли из очень отдаленных мест. Посредине его — трещина; говорят, что эта трещина появилась уже на месте после того, как камень привезли.
В этом садике тоже есть беседка, вся нижняя часть стен в ней из фарфора, ее называют Чинни[195]-Хана. [Фарфор] привезли из Китая, послав туда человека.
Внутри самаркандской крепости есть еще одна древняя постройка, которую называют «Мечетью с эхом». Если топнуть ногой по земле под ее куполом, то повсюду из-под свода раздается отголосок. Это удивительное дело, и никто не знает, в чем тут тайна.
Во времена Султан Ахмед мирзы беки, великие и малые, также разбивали в Самарканде множество садов и садиков. Среди садов немного есть с таким чистым приятным воздухом и обширным видом, как сад Дервиш Мухаммед тархана. Он разбил сад ниже сада Баг-и Майдан, на возвышенности, над поляной Кулбе; вся поляна лежит под этим садом. В саду разбили правильно расположенные ступенчатые площадки и посадили прекрасные карагачи, кипарисы и белые тополя. Это превосходное место; недостаток его в том, что там нет большого ручья.
Самарканд — удивительно благоустроенный город. У этого города есть одна особенность, которая редко встречается в других городах: Для каждого промысла отведен отдельный базар и они не смешиваются друг с другом. Это прекрасный обычай. Есть там хорошие пекарни и харчевни.
Лучшая бумага в мире[196] получается из Самарканда, вся вода для бумажных мельниц приходит с Кан-и Гила. Кан-и Гил находится на берегах Сиях-Аба, этот ручей называют также Аб-и Рахмат. Еще один самаркандский товар — малиновый бархат[197]. Его вывозят во все края и страны.
Вокруг Самарканда расположены прекрасные поляны. Одна известная поляна — это поляна Кан-и Гил; она тянется к востоку от Самарканда, слегка уклоняясь к северу, и простирается на один шери. Ручей, который называют также Аб-и Рахмат, протекает посреди Кан-и Гила; воды там будет на семь-восемь мельниц[198].
Берега этого ручья сплошь болотистые. Некоторые говорят, что настоящее название этой поляны Кан-и Абгир, но в летописях всегда пишут Кан-и Гил. Это прекрасная равнина. Самаркандские султаны всегда объявляют ее заповедником, каждый год они выезжают на эту поляну и месяц или два живут там.
Выше этой поляны, к юго-востоку, находится другая поляна, называемая Хан-Юрти. Она лежит восточнее Самарканда, от Самарканда будет до нее около йигача. Тот ручей протекает посреди этой равнины и течет, к Кан-и Гилу. У Хан-Юрти он образует такую широкую излучину, что там хватит места, чтобы стать лагерем; при выходе оттуда он очень узок. Заметив преимущество этого места, мы простояли там некоторое время, когда осаждали Самарканд.
Другая поляна — Будана-Куруги; она лежит между садом Дилкуша и Самаркандом; еще одна поляна — Кул-и Магак — примерно в двух шери к западу от Самарканда, с легким уклоном на север; это тоже прекрасная поляна. На краю ее находится большой пруд, потому ее и называют поляной Кул-и Магак. Во время осады Самарканда, когда я стоял в Хан-Юрти, на этой поляне стоял Султан Али мирза.
Еще одна поляна — Кулбе. Это поляна поменьше. К северу от нее — селение Кулбе и река Кухак, к югу— сад Баг-и Майдан и сад Дервиш Мухаммед тархана, к востоку — холм Кухак.
В Самаркандской области есть хорошие туманы и округа. Большой округ под пару Самаркандской области — Бухарский. [Бухара] от Самарканда в двадцати пяти йигачах пути на запад. От Бухары тоже зависит несколько туманов. Это прекрасный город. Плоды там изобильны и превосходны, очень хороши дыни. Нигде в Мавераннахре не бывает так много дынь и таких отличных, как в Бухаре.
Хотя в области Ферганы, в Ахси, есть сорт дыни, называемой мир-и тимури, которые слаще и нежнее бухарских, но в Бухаре много дынь всяких сортов, и они хороши. Бухарские сливы также знамениты; таких слив, как бухарские, нет нигде. Их очищают от кожицы, сушат и вывозят в качестве подарка из одной области в другую. Эти сливы — прекрасное послабляющее лекарство.
В Бухаре много кур и гусей. В Мавераннахре нет вин крепче, чем бухарские вина. Когда в Самарканде я первый раз пил вино, то пил бухарское вино.
Еще один округ, [зависящий от Самарканда], — Кеш; он лежит к югу от Самарканда, в девяти йигачей пути. Между Самаркандом и Кешем находятся горы, называемые Итмак-Дабани, весь камень для построек привозят с этих гор. Степи [вокруг] Кеша и самый город, его крыши и стены покрыты красивой зеленью; поэтому его также называют Шахрисябз.
Так как Тимур бек был родом из Кеша, то он приложил много трудов и усилий, чтобы сделать Кеш своим главным городом и столицей. Он воздвиг в Кеше высокие здания. Чтобы самому сидеть в диване, он построил большую галерею, а справа и слева от нее — еще две галереи поменьше, чтобы надсмотрщикам и бекам дивана сидеть там и вести диван. Чтобы сидеть жалобщикам, он пристроил с каждой стороны помещения маленькие галерейки. В мире показывают немного таких высоких построек; говорят, она больше дворца Кисры[199].
Еще Тимур бек устроил в Кеше медресе и мавзолей. Могилы Джехангир мирзы и еще некоторых его детей находятся там. Так как возможности быть главным городом у Кеша не таковы, как у Самарканда, то в конце концов Тимур бек избрал своей столицей именно Самарканд.
Еще один округ — Карши, который называют также Несеф и Нехшеб. Карши — могольское название; кладбище на могольском языке будет «карши». Вероятно, такое наименование появилось после завоевания [Мавераннахра] Чингиз ханом. Это маловодное место. Весна там прекрасная, хлеба и дыни хороши.
Карши лежит к югу от Самарканда, с легким отклонением к западу, в восемнадцати йигачах пути. Там водится птичка вроде багрикара, которую называют «кил-куйрук». Так как в округе Карши ее бесчисленно и бесконечно много, то ее в тех местах называют «каршинской птичкой». Еще один округ — Хузар и другой — Кермине. [Кермине] находится между Бухарой и Самаркандом.
Другой округ — Кара-Кул; он лежит ниже всех остальных и более многоводен. Находится в семи йигачах к северо-западу от Бухары.
В области Самарканда есть хорошие туманы. К ним принадлежит Сугдский туман и туманы, примыкающие к Сугду. Начало их в Яр-Яйлаке, конец — в Бухаре. Нет ни одного йигача пути, где бы не было селения или возделанных земель. Они настолько знамениты, что слова Тимур бека «У меня есть сад, который тянется тридцать йигачей», [вероятно], сказаны об этих туманах.
Еще один туман — Шавдар. Он примыкает к городу [Самарканду] и к его предместьям. Это очень хороший туман. С одной стороны от него горы, возвышающиеся между Самаркандом и Шахрисябзом [большинство селений лежит у подножья этих гор]; а с другой стороны — река Кухак. Это очень хороший туман, с превосходным воздухом, полный приятности; воды там много и блага земные дешевы. Путешественники, видавшие Миср[200], Шам[201], не могут указать [другого] такого здорового места.
Хотя в Самаркандской области есть еще и другие туманы, но они не таковы, как упомянутые. [Можно] удовольствоваться сказанным.
Тимур бек поручил управление Самаркандом Джехангир мирзе, а после смерти Джехангир мирзы — его старшему сыну Мухаммед султану ибн Джехангиру. Шахрух мирза отдал всю область Мавераннахра своему старшему сыну Улуг бек мирзе; у Улуг бека ее отнял Абд ал-Латиф мирза, его сын. Ради благ сей скоротечной и преходящей жизни он сделал мучеником такого ученого и старого человека, как его отец. Год смерти Улуг бек мирзы правильно указан в таком тарихе[202]:
Улуг бек — море знаний и разума,
Опора основ земной жизни и веры
Из-за Аббаса вкусил мед мученичества,
И стали тарихом его смерти [слова]:
«Аббас убил».
Однако он сам [Абд ал-Латиф] властвовал не более пяти-шести месяцев. Хорошо известен такой стих:
Отцеубийце не приличествует царская власть,
Если станет он государем, то не
более, как на шесть месяцев.
Тарих его [смерти] тоже хорош:
Абд ал-Латиф был славен, как
Хосрой и Джемшид,
В числе его рабов — Феридун, Зардушт;
Баба Хасан убил его, в пятницу вечером стрелой,
Напиши же его тарих —
«Баба Хасан убил».
После Абд ал-Латиф мирзы на престол воссел Абд Аллах мирза, внук Шахрух мирзы, сын Ибрахим Султан мирзы, который был зятем Улуг бек мирзы. Он царствовал около полутора или двух лет, после чего власть взял Султан Абу Са'ид мирза. Еще при жизни [Султан Абу Са'ид мирза] отдал Самарканд своему старшему сыну, Султан Ахмед мирзе.
После Султан Абу Са'ид мирзы царствовал Султан Ахмед мирза, а после смерти Султан Ахмед мирзы на престол Самарканда воссел Султан Махмуд мирза, а после Султан Махмуд мирзы государем сделали Байсункар мирзу. Во время мятежа тарханов Байсункар мирзу захватили, и на день или на два посадили на престол его младшего брата Султан Али мирзу. Потом Байсункар мирза снова взял власть, как уже было упомянуто в этой летописи, а у Байсункар мирзы отнял власть я. Подробности о последующих событиях станут известны из дальнейшего [рассказа].
Воссев на престол Самарканда, я оказал самаркандским бекам такую же милость и внимание, какую им оказывали прежде. К бекам, которые были с нами, я тоже проявил
внимание и заботу, соответствующую их положению.
Султан Ахмед Танбалу было оказано наибольшее из всех покровительство. Он находился в рядах придворных беков, теперь же я оказывал ему внимание в рядах великих беков.
Когда после семимесячной осады мы с большими трудами взяли Самарканд, впервые вступили туда, то воинам попала в руки кое-какая добыча. Кроме одного Самарканда, все прочие области [уже раньше] подчинились мне или Султан Али мирзе; эти покорившиеся области не подобало грабить, да и как можно было бы что-нибудь добыть из местностей, подвергшихся такому опустошению и разорению?
[Скоро] добыча воинов иссякла; при взятии Самарканда город был до того разорен, что [жители] нуждались в семенах и денежных ссудах. Как получить оттуда что-нибудь?
По этим причинам воины терпели большие лишения, а мы ничего не могли им доставить. Стосковавшись к тому же по своим домам, они начали убегать по одному, по двое. Первым, кто сбежал, был Хан Кули, за ним —Ибрахим Бекчик. Моголы сбежали все до одного, потом Султан Ахмед Танбал тоже убежал.
Чтобы успокоить эту смуту, мы послали Ходжу Кази [к Узун Хасану], так как Узун Хасан держал себя по отношению к Ходже с большой преданностью и уважением. Ходжа по соглашению с Узун Хасаном должен был подвергнуть некоторых беглецов наказанию, а некоторых отослать к нам. Но возбудителем смут и подстрекателем беглецов ко злу был, видимо, сам этот неблагодарный Узун Хасан; все они после ухода Султан Ахмед Танбала явно и откровенно проявили ко мне враждебность.
Хотя за те несколько лет, что мы усердно водили войска с намерением взять Самарканд, от Султан Махмуд хана и не было сколько-нибудь существенной помощи и поддержки, но он после завоевания нами Самарканда зарился на Андиджан. В то время, когда большинство воинов и все моголы бежали и ушли в Андиджан и Ахси, Узун Хасан и Танбал мечтали получить эти области для Джехангир мирзы. [Однако] по многим причинам было невозможно отдать их [Узун Хасану и Танбалу]. Во-первых, хотя эти области и не были обещаны Хану, но он требовал их для себя; чтобы передать их Джехангир мирзе после требований Хана, надо было договориться с Ханом. Во-вторых, как раз тогда, когда люди убежали именно в эти области, [Джехангир мирза] мечтал захватить их силой. Если бы об этом заговорили раньше, то в общем, это бы как-нибудь устроилось, но кто же станет терпеть его насилие?
Моголы и войска Андиджана, а также некоторые беки и приближенные тоже ушли в Андиджан. Со мной в Самарканде осталось беков и йигитов, знатных и простых, около тысячи человек. Так как то, чего они требовали, [дать] не оказалось возможным, то Узун Хасан и Танбал призывал всех этих перепуганных беглецов присоединиться к ним. А эти робкие люди сами со страху просили у бога такого случая. Поведя войска на Ахси и Андиджан, Узун Хасан и Танбал явно и открыто проявили злобу и враждебность.
Тулун Ходжа из [племени] Барин был один из самых смелых, храбрых и удалых йигитов. Мой отец Омар Шейх мирза проявлял к нему внимание и все время оказывал ему благосклонность. Я тоже проявил о нем заботу и сделал его беком. Удивительно смелый и удалой был йигит. Он стоил такой благосклонности.
Так как Тулун Ходжа был наш человек и пользовался у моголов уважением и доверием, то, когда моголы начали разбегаться из Самарканда, мы послали Тулун Ходжу, чтобы он уговорил людей и рассеял их опасения, и люди не теряли бы голову от страха. Однако, смутьяны и неблагодарные так повлияли на этот народ, что от посулов, угроз, увещаний и устрашений не было проку.
Семья и пожитки Тулун Ходжи находились в области между двумя реками, — [эту] междуречную область называют Рабатек-и Урчин. Узун Хасан и Султан Ахмед Танбал послали против Тулун Ходжи отряд всадников. Они захватили Тулун ходжу врасплох, привели его [в свой лагерь] и убили.
Узун Хасан и Танбал, приведя с собой Джехангира, пришли и осадили Андиджан. Когда войско выступило в поход [на Самарканд], то в Андиджане я оставил Али Дуст Тагая, а в Ахи — Узун Хасана.
Позднее Ходжа Кази также прибыл в Андиджан. В числе воинов, ушедших из Самарканда в Андиджан, тоже было много [лихих] йигитов. Ходжа Кази при защите крепости из приязни ко мне роздал находившимся там воинам и семьям тех, которые [еще] были с нами, восемнадцать тысяч овец.
Во время осады от моих родительниц, а также от Ходжа Кази, непрерывно приходили письма такого содержания: «Нас держат в жестокой осаде, если вы не придете [в ответ] на наши вопли, то дело кончится плохо. Самарканд был взят силами Андиджана; если Андиджан останется в ваших руках, то, с помощью божией, можно будет овладеть также и Самаркандом».
Одно за другим приходили такие письма. В это время я однажды заболел и уже стал поправляться. В дни выздоровления я не обращал на себя должного внимания и снова захворал. На этот раз я заболел очень тяжело, так что у меня на четыре дня отнялся язык, и в мой рот капали воду из ваты.
Оставшиеся со мной великие и малые беки и йигиты потеряли надежду, что я выживу, и каждый стал думать только о себе. В это время беки, совершив ошибку в суждении, показали мне одного нукера, который прибыл послом от Узун Хасана и передал всякие бестолковые слова, и потом отпустили его. Спустя четыре-пять дней, мое положение немного улучшилось, но косноязычность осталась, а еще через несколько дней я пришел в свое обычное состояние.
Так как от моих [близких] родных, то есть от моей матери и матери моей матери, Исан Даулат биким, а также от моего учителя и наставника, то есть Ходжи Маулана-и Кази, приходили подобного рода письма и они меня так усердно призывали, то с каким [чувством] в сердце [мог бы] человек остаться на месте? В месяце раджабе[203] в субботу мы вышли из Самарканда, направляясь в Андиджан. На этот раз я процарствовал в городе Самарканде сто дней.
Когда я достиг Ходженда, тоже была суббота. В этот день один человек привез из Андиджана известие, что семью днями раньше, в субботу, в ту самую субботу, когда мы выступили из Самарканда, Али Дуст Тагай сдал противникам крепость Андиджан.
Подробности этого [дела] таковы: нукер Узун Хасан, которого мне показали во время моей болезни и потом отпустили, пришел в Андиджан, когда неприятели осаждали крепость, и сказал [андиджанцам]: «У государя отнялся язык; ему в рот капают воду с ваты». Прибыв с такого рода сообщением, он клятвенно подтвердил его перед Али Дустом. Али Дуст находился у ворот Хакана. От таких слов он лишился твердости и, призвав врагов, заключил с ними договор и условие и сдал крепость. В припасах и бойцах в крепости не было никакого недостатка, все дело было в трусости этого лицемерного, неблагодарного, ничтожного человека. Упомянутые выше слова он сделал для себя лишь предлогом.
После взятия Андиджана враги, услышав о моем прибытии в Ходженд, сделали мучеником Ходжу Маулана-и Кази, с позором повесив его на воротах арка. .
[Настоящее] имя Ходжи Маулана-и Кази — Абд Аллах, но он [более] известен под тем именем. С отцовской стороны его родословие возводится к шейху Бурхан Ад-дин Кличу, со стороны матери оно восходит к Султан Илеку Маза; в Фергане члены этого рода были духовными наставниками, шейх ал-исламами и казиями. Маулана-и Кази был муридом досточтимого Ходжи Убайд Аллаха и пользовался его покровительством. У меня нет никакого сомнения, что Ходжа-и Кази был святой. Какое обстоятельство лучше доказывает его святость, чем то, что от всех, кто умышлял против него [зло], вскоре не осталось ни следа, ни признака?
Ходжа Маулана-и Кази удивительный человек: страха в нем совершенно не было; другого столь смелого человека и не видывали. Это качество тоже доказывает святость. Всякий человек, какой бы он ни был богатырь, все же испытывал небольшое волнение и опасение, а Ходжа никогда не чувствовал волнения или опасения.
После гибели Ходжи всех связанных с ним людей, то есть его нукеров, учеников, родичей и челядь, схватили и ограбили.
Ради Андиджана мы выпустили из рук Самарканд, а Андиджан тоже ушел у нас из рук. Вышло так, как говорится в поговорке: «Беспечного и оттуда выгнали, и туда он не попал». Мне пришлось очень тяжело и трудно; с тех пор, как я стал государем, я еще ни разу не расставался, таким образом, со своими нукерами и родной страной.
Сколько себя помню, я не знал такого горя и страдания.
Когда я прибыл в Ходженд, то некоторые лицемерные люди, не могли видеть Халифу у моих дверей, так повлияли на Мухаммед Хусейн мирзу и еще кое на кого, что Халифа был отослан в Ташкент. Мы направили в Ташкент к [Султан Махмуд] хану Касим бека, прося Хана выступить к Андиджану.
Когда Хан повел войско и, пройдя долиной Ахангарана, стал лагерем у подножья перевала Кендирлик, я вышел из Ходженда и повидал Хана, моего дядю. Перевалив через Кендирлик, войска остановились возле Ахси. Со своей стороны, наши противники, собрав бывшие при них войска, пришли в Ахси. В это время, рассчитывая на меня, укрепили крепость Пап. Однако, вследствие несколько медленного движения Хана, мятежники взяли крепость Пап приступом.
Хотя прочие качества и повадки Хана были хороши, но как военачальник и полководец он был весьма недаровит. Дело ведь дошло до того, что соверши они еще один переход, область вероятнее всего досталась бы им даже без боя. И в такую-то пору Хан преклонил ухо к лживым речам противников и, начав разговоры о мире, отрядил [к ним] послами Ходжу Абу-л-Макарима и старшего брата Ахмеда Танбала, бека Тилбе, который был в то время ишик-агой Хана. Эти люди, чтобы спасти себя, наговорили множество правдивых и лживых слов и приняли для Хана или для посредников взятки и подарки. С тем Хан и возвратился назад.
Семьи большинства оставшихся при мне беков, внутренних приближенных и йигитов находились в Андиджане. Отчаявшись взять Андиджан, семьсот-восемьсот человек из больших и малых беков и йигитов окончательно отделились от меня. В числе отделившихся беков были Али Дервиш бек, Али Мазид Каучин, Мухаммед Бакир бек, Шейх Абд Аллах ишик-ага и Мирим Лагари, а тех, что остались со мной и избрали для себя тяготы и пребывание на чужбине, насчитывалось; вероятно, больше двухсот, но меньше трехсот, и знатных, и простых. Из беков среди них были: Касим Каучин бек, Ваис Лагари бек, Ибрахим Сару-и Минглик бек, Ширим Тагай, Сиди Кара бек, из внутренних — Мир, Шах Каучин, Сейид Касим ишик-ага Джалаир, Касим Аджаб, Мухаммед Дуст, Али Дуст Тагай, Мухаммед Али Мубашшир, Худай Берди Тугчи могол, Ярак Тагай, Султан Кули, сын Баба Кули, Пир Ваис, Шейх Ваис, Яр Али Билал, Касим мирахур[204], Хайдар-и рикабдар[205]. Мне пришлось очень тяжело, и я поневоле много плакал. После этого я прибыл в Ходженд; ко мне в Ходженд прислали мою мать и бабку вместе с семьями некоторых из тех, что остались со мною. Рамазан[206] этого года мы провели в Ходженде. Направив к Султан Махмуд хану человека с просьбой о помощи, мы двинулись на Самарканд. Хан назначил в поход на Самарканд своего сына, Султан Мухаммед Ханике, а также Ахмед бека с четырьмя или пятью тысячами войска и сам тоже выступил и дошел до Ура-Тепа. Повидавшись там с Ханом, я направился к Самарканду через Яр-Яйлак. Султан Мухаммед Султан и Ахмед бек по другой дороге пришли в Яр-Яйлак раньше меня, а я пришел через Бурке-Яйлак в Санг-Зар; эта крепость является местопребыванием Яр-Яйлакского даруги. Султан Мухаммед Султан и Ахмед бек, узнав, что подошел Шейбани хан и совершил набег на Шираз и окрестные места, повернули назад. Мне тоже поневоле пришлось воротиться, и я пришел в Ходженд. Когда есть стремление к власти и желание завоевать земли, то, если дело раз или два не выйдет, нельзя сидеть на месте и смотреть. Мечтая о походе на Андиджан, я направился в Ташкент к Хану, чтобы просить его о помощи.
Я уже семь или восемь лет не видел Шах биким и моих родных и близких; воспользовавшись случаем, я повидался также и с ними. Несколько дней спустя в помощь мне назначили Сейид Мухаммед мирзу Дуглата, Айюб Бекчика и Джан Хасан Барина с семью-восемью сотнями воинов. Получив такое подкрепление, я выступил в путь и, не задерживаясь в Ходженде, быстро прошел мимо и двинулся вперед, оставив Канд-и Бадам по левую руку. Ночью мы внезапным нападением, приставив к стенам лестницы, захватили крепость Насух, что находится в десяти йигачах на пути от Ходженда и в трех йигачах от Канд-и Бадама.
В это время [как раз] поспевали дыни. В Насухе есть один сорт дынь, который называется «исмаил-шейхи», кожура у них желтая, похожая на шагрень; это очень нежные дыни. Семечки у них, как яблочные, мякоть толщиной в четыре пальца; удивительно сладкие это дыни, подобных им в тех местах нет.
На следующее утро могольские беки доложили мне: «Людей у нас мало, что из того, что мы взяли одну эту крепость?». И действительно, дело обстояло так. Не считая полезным стоять там или усиливать эту крепость, мы повернули обратно и снова пришли в Ходженд.
В том году Хусрау шах с Байсункар мирзой повели войско и хитростью и обманом захватили Чаганиан. Потом Хусрау шах направил к Султан Мас'уд мирзе посла с предложением: «Приходите, пойдем на Самарканд. Если Самарканд нам достанется, то один мирза пусть сидит в Самарканде, а другой мирза — в Хисаре».
Беки, приближенные и йигиты Султан Мас'уд мирзы были обижены по следующей причине: когда Шейх Абд Аллах Барлас пришел от Байсункар мирзы к Султан Мас'уд мирзе, которому он приходился тестем, то удостоился у него большого внимания. Хотя область Хисара —- маленькая и незначительная область, но Султан Мас'уд мирза назначил Абд Аллах Барласу содержание в тысячу туманов деньгами и отдал ему в полное владение область Хутталан. В области Хутталан находилось немало беков и приближенных Султан Мас'уд мирзы. Абд Аллах Барлас распоряжался ими всеми и вместе со своими сыновьями забрал при дворе полную власть и в большом, и в малом. Обиженные один за другим стали убегать и переходили к Байсункар мирзе. Словами, полными лжи, [Хусрау шах и Байсункар мирза] обманули бдительность Султан Мас'уд мирзы и в час, когда били зорю, быстрым ходом выступив из Чаганиана, обложили и взяли крепость Хисар. Султан Мас'уд мирза находился вне крепости, в пригороде во дворце, называемом Даулат-Сарай, который был построен его отцом. Не имея возможности войти в крепость, он бежал с Шейх Абд Аллах Барласом к Хутталану.
В дороге Султан Мас'уд мирза отделился от Шейх Абд Аллах Бар-ласа и, переправившись у Убаджа[207], ушел к Султан Хусейн мирзе.
Как только область Хисар стала ему доступна, [Хусрау шах] посадил в Хисаре правителем Байсункар мирзу, а Хутталан отдал Вали. Спустя несколько дней Хусрау шах выступил, намереваясь осадить Балх. Он послал вперед, в окрестности Балха, одного из своих знатных нукеров по имени Назар Бахадур с тремя-четырьмя тысячами человек. Три или четыре дня спустя Хусрау шах тоже подошел, приведя с собой Байсункар мирзу, и они обложили Балх.
В Балхе находился Ибрахим Хусейн мирза; там было также много беков Султан Хусейн мирзы, Хусрау шах дал своему младшему брату Вали большое войско и послал его осаждать, Шабурган, разорять и грабить его окрестности. Вали выступил, но не смог даже приблизиться и осадить Шабурган; он послал бывших с ним воинов грабить племена, жившие в Зардак-Чуле. Они совершили набег на Зардак-Чул и привели больше ста тысяч овец и около трех тысяч верблюдов.
После этого Вали разграбил и опустошил область Сан-и Чарик, увел часть жителей, укрепившихся в горах, и присоединился к своему старшему брату близ Балха.
Во время осады Балха Хусрау шах однажды послал упомянутого нукера, по имени Назар бахадур, завалить арыки города. Один из осажденных, Тенгри Берди Саманчи[208], который был любимым беком Султан Хусейн мирзы, выехал во главе семидесяти-восьмидесяти йигитов, встретился лицом к лицу с Назар бахадуром, свалил его, отрезал ему голову и увез ее в крепость. Он вел себя мужественно и сделал замечательное дело.
В том же году Султан Хусейн мирза повел войско, чтобы разбить Зу-н-Нун Аргуна и сына Зу-н-Нуна, Шах Шуджа. Зу-н-Нун был нукером Бади' аз-Заман мирзы, за которого отдал свою дочь, и устраивал мятежи и смуты.
Султан Хусейн мирза пришел и стал лагерем под Бустом. В его войско ниоткуда не поступало припасов. Воины уже изнемогали от голода, когда даруга Буста сдал крепость. Благодаря запасам, находившимся в Бусте, Султан Хусейн мирза [смог] возвратиться в Хорасан.
Так как столь великий государь, как Султан Хусейн мирза, с таким обильным великолепным снаряжением несколько раз водил войско на Кундуз, Хисар и Кандахар, но не мог их взять и возвращался обратно, то его сыновья и беки сильно осмелели и устраивали восстания и мятежи. Тем летом Султан Хусейн мирза был вынужден выступить против своего сына Мухаммед Хусейн мирзы, который овладел Астрабадом и встал на путь зла. [Султан Хусейн] послал вперед беков под начальством Мухаммед Вали бека и большое войско, а сам стоял в Уланг-Нишине, когда Бади'аз-Заман мирза и Шах бек, сын Зу-н-Нун бека, неожиданно повели войско и появились перед Мирзой. По счастливой случайности Султан Мас'ул мирза, который, отдав Хисар, направлялся к Султан Хусейн мирзе, подоспел как раз в этот день. Войско, ушедшее в Астрабад, тоже возвратилось в этот день и присоединилось к Мирзе. Оказавшись лицом к лицу, противники даже не начали сражения. Бади'аз-Заман мирза убежал вместе с Шах беком.
Султан Хусейн мирза хорошо принял Султан Мас'уд мирзу и, заставив его преклонить колени как своего зятя, оказывал ему милость и благосклонность. Однако Султан Мас'уд мирза по наущению Баки Чаганиани, младшего брата Хусрау шаха, который пришел раньше и состоял на службе у Султан Хусейн мирзы, не остался в Хорасане, под каким-то предлогом он без разрешения ушел от Султан Хусейн мирзы к Хусрау шаху.
Хусрау шах в это время вызвал Байсункар мирзу из Хисара, Между тем сын Улуг бек мирзы, Миран Шах мирза, который восстал против своего отца и ушел к хазарейцам, совершил и у хазарейцев всякие безобразия и не мог у них оставаться.
Он тоже пришел к Хусрау шаху. Некоторые недальновидные люди считали, что следует убить всех троих царевичей и прочесть хутбу от имени Хусрау шаха. Не считая такое дело полезным, этот неблагодарный ничтожный человек ради благ быстротечной земной жизни, которая ни ему и никому другому не была и не будет верна, схватил Султан Мас'уд мирзу, которого он с детства воспитывал и растил, будучи дядькой, и, воткнув ему в глаза иглу, ослепил его. Некоторые молочные братья, сверстники и старые слуги Султан Мас'уд мирзы пришли в Кеш, намереваясь отвести его в Самарканд к Султан Али мирзе, но так как люди [Султан Али мирзы] тоже задумали злое против Султан Мас'уд мирзы, то он убежал из Кеша, перешел реку у Чарджуйской переправы и направился к Султан Хусейн мирзе. Пусть будет сто тысяч раз проклят до дня воскресенья тот, кто совершил столь гнусный поступок, или тот, кто задумал такое деяние! Всякий, кто услышит о подобных делах, пусть клянет Хусрау шаха; если человек, услышав о таких поступках, не проклянет его, то он сам заслуживает проклятия!
После этого нехорошего дела Хусрау шах, посадив Байсункар мирзу государем, отпустил его в Хисар; Миран Шах мирзу он назначил в помощь Сейид Камила и послал его в сторону Бамиана[209].

События года девятьсот четвёртого (1498-1499)
Мы несколько раз ходили на Самарканд и Андиджан, но никакого дела не получалось, и мы снова вернулись в Ходженд. Ходженд — незначительное место; человек с сотней или двумя нукеров прокормится там с трудом. Как же может муж с большими притязаниями спокойно сидеть там?
Мухаммед Хусейн Гурган Дуглат находился в Ура-Тепа, вознамерившись идти на Самарканд, я послал к нему людей и вступил с ним в переговоры. Мы просили его временно, на эту зиму, отдать нам Пешагир — одно из селений Яр-Яйлакского тумана, которое входило во владения досточтимого Ходжи [Ахрара], но во время безвластия перешло в руки Мхаммед Хусейн Дуглата. [Мы хотели] расположиться там и передвигаться по Самаркандской области, сколько сможем.
Мухаммед Хусейн мирза согласился, я выступил из Ходженда и направился в Пешагир. Дойдя до Замина, я заболел горячкой; несмотря на горячку, я выступил из Замина и, быстро пройдя горной дорогой, подошел к Рабат-и Ходжа с тем, чтобы приставить к стенам лестницы и внезапно захватить крепость. Рабат-и Ходжа — местопребывание даруги Шавдарского тумана. Мы пришли туда утром, но жители проведали об этом, мы снова отступили и, нигде не останавливаясь, пришли в Пешагир. Несмотря на горячку, я проделал путь в тринадцать-четырнадцать йигачей, испытывая сильные страдания и тяготы.
Несколько дней спустя мы отправили вперед Ибрахима Сару, Вакса Лагари и Ширим Тагая с приближенными, беками и йигитами, [дав им приказание] пойти и либо уговорами, либо силой завладеть крепостями Яр-Яйлака. В то время Яр-Яйлак был под началом Сейид Юсуф бека. Когда я ушел из Самарканда, [Сейид Юсуф] остался там; Султан Али мирза тоже оказывал ему, внимание. Сейид Юсуф бек послал править и властвовать в крепость Яр-Яйлака сына своего младшего брата. Ахмед Юсуф, который теперь состоит правителем Сиалкота, находился в этих крепостях. Наши беки и йигиты отправились и [воевали] всю зиму; некоторые крепости они взяли миром, другие захватили силой, с боем, а иными завладели хитростью и обманом и стали там хозяевами. В тех областях из-за моголов и узбеков нет ни одной деревни, в которой не было бы укрепления. В это время из-за нас напали под подозрение Сейид Юсуф бек и сын его брата, и их отправили в Хорасан.
Вся та зима прошла в таких схватках и стычках. По весне для заключения мира прислали Ходжу Яхью, а сам [Султан Али мирза], подстрекаемый воинами, пришел в окрестности Шираза и Кабула. Нашего войска было больше двухсот и меньше трехсот человек. Со всех сторон [нас окружили] сильные враги. Когда я бродил вокруг Андиджана, судьба не оказала мне никакой поддержки, когда я протянул руку Самарканду, тоже не вышло никакого дела. По необходимости приходилось заключить нечто вроде мира и возвращаться из Пешагира [в Ходженд].
Ходженд, [как уже сказано],— незначительное место, там с трудом может прокормиться один бек. Почти полтора года мы находились там с семьей и домочадцами. Тамошние мусульмане в то время тоже по мере возможности несли расходы [по нашему содержанию] и оказывали услуги без упущений. С каким же лицом я опять пойду в Ходженд, да и что станет человек делать, придя в Ходженд?
Где место, куда пойти,
Где приют чтобы там остаться?
Наконец, после всех колебаний и сомнений мы направились на летовки к югу от Ура-Тепа. Несколько дней мы провели в тех местах смятенные, не зная, что делать, идти или стоять. Однажды, когда мы находились там, Ходжа Абу-л-Макарим, который, как и мы, покинул родину и скитался, пришел меня повидать. Когда я спросил и осведомился у него, идти нам или стоять, что делать, чего не делать, он был взволнован и тронут нашим положением и ушел, прочитав фатиху; на меня это тоже произвело большое впечатление и я растрогался.
В тот же день в час послеполуденной молитвы на краю долины появился какой-то всадник. Это оказался один из нукеров Али Дуст Тагая по имени Юлчук. Али Дуст Тагай прислал его с таким сообщением; «Хотя я совершил великие проступки, однако надеюсь, что, оказав милость и простив мои прегрешения, вы направитесь к нам. Я передам вам Маргинан и проявлю такую покорность и готовность служить, что моя вина растает и завеса, [отделяющая меня от вас], поднимется».
Едва пришла эта весть, заставшая меня в таком смятении и растерянности, как я, нисколько не задумываясь и не задерживаясь, в тот самый час, когда солнце начало садиться, быстрым ходом направился в Маргинан. Между тем местом, где мы находились, и Маргинаном будет примерно двадцать четыре-двадцать пять йигачей. Всю ночь пока не взошла заря, и все утро до полуденной молитвы мы шли, нигде не останавливаясь.
В час полуденной молитвы мы стали лагерем в одном из селений Ходженда, называемом Тангаб. Дав коням остынуть, и покормив их, мы, когда били полночную зарю, вышли из Тангаба. Пройдя всю ночь до утра и весь день до заката солнца и еще одну ночь, мы перед рассветом находились в одном йигаче от Маргинан, а Ваис бек и еще кое-кто, почувствовав сомнение, доложили мне: «Али Дуст — человек, совершивший всякие дурные дела. Между нами ни раз, ни два не ходили люди, не было ни переговоров, ни условия, ни соглашения. На что же мы рассчитывали, идя вперед?»
Действительно, для их сомнений было основание. Остановившись на некоторое время, мы посоветовались. В конце концов порешили на том, что хотя для таких сомнений и есть повод, но [сомневаться] следовало раньше. Трое суток, не отдыхая и не останавливаясь, мы шли вперед и проделали путь в двадцать четыре-двадцать пять йигачей, так что ни у коней не осталось силы, ни у людей. Как же мы можем вернуться отсюда, а если бы и вернулись, то куда мы пойдем? Раз уж мы столько прошли, надо идти дальше. Ничего не будет без божьей воли.
Сговорившись на этом и уповая на [Аллаха], мы тронулись. В предрассветный час мы подошли к воротам крепости Маргинана. Али Дуст Тагай, стоя за воротами и не отпирая их, попросил о договоре. Когда заключили условие и договор, он отпер ворота и, стоя в воротах, выразил мне почтение. Повидавшись с Али Дустом, я расположился внутри крепости, в одном подходящем дворе. Со мной было людей знатных и простых двести сорок человек.
Узун Хасан и Султан Ахмед Танбал чинили над жителями этой области много жестокостей и плохо с ними обращались; все население области желало моего прихода.
Спустя два-три дня после прибытия в Маргинан я отдал под начальство Касим бека более сотни воинов из числа пешагирцев, моих новых нукеров и нукеров Али Дуст бека и послал его к горцам, живущим к югу от Андиджана ашпарцам, турукшарам, чогракам и вообще в те места, чтобы Касим бек уговорами или силой привел ко мне этих людей. Ибрахим Сару, Ваис Лагари, Сиди Кара и с ними около сотни воинов были посланы в сторону Ахси, чтобы они перешли реку Ходженд и любым способом привлекли на мою сторону жителей крепостей и горцев.
Через несколько дней Узун Хасан и Султан Ахмед Танбал, взяв с собой Джехангир мирзу, собрали наличных воинов и моголов, призвали в войска жителей Андиджана и Ахси, обязанных идти на войну, и стали лагерем в деревне Сабан, в одном шери к востоку от Маргинана, намереваясь осаждать Маргинан. День или два спустя, построившись и вооружившись, они подошли к предместьям Маргинана.
Хотя под начальством Касим бека, Ибрахим Сару и Ваис Лагари были посланы люди в двух направлениях и со мной оставались считанные бойцы, но наличные йигиты построились, вышли и не пустили врагов дальше предместий. В этот день Халил Чухра дастарпеч[210] хорошо повоевал и его руки дошли до дела. [Враги] не могли ничего предпринять; они дважды делали попытки, но так и не подошли близко к крепости.
Когда Касим бек отправился в горы к югу от Андиджана, ашпарцы, турукшары, чограки и все кочевые и оседлые жители гор и равнин в тех местах покорились мне. Воины [врага] также стали убегать к нам по одному, по двое. Отрядам под начальством Ибрахим Сару и Ваис Лагари, которые переправились через реку на Ахсийскую сторону, сдалась крепость Пап и еще одна-две крепости. Узун Хасан и Танбал были люди жестокие, развратные, подобные нечестивцам; крестьяне и [вообще] все жители области очень из-за них страдали. Один из знатных людей Ахси — Хасан Дикча со своими людьми подговорил еще шайку ахсийских бродяг и бездельников, поднял чернь, расколотил людей, находившихся во внешних укреплениях, и загнал их в арк. Потом они призвали людей, находившихся под начальством Ибрахим Сару, Ваис Лагари и Сиди Кара, и ввели их во внешние укрепления Ахси.
Султан Махмуд хан назначил нам в помощь Банда Али, сына Хайдар кукельташа, и Хаджи Гази Мангита[211], который в это время бежал от Шейбани хана и пришел к Хану, а также [воинов] тумана Барин с их беками. В это время они [как раз] пришли. Когда весть об этом достигла Узун Хасана, он, потеряв мужество, послал в арк Ахси на помощь своих любимых нукеров и отборных йигитов. На заре они подошли к берегу реки. Наши воины и воины моголов, узнав об этом, подготовили к переправе через реку отряд людей на расседланных конях.
[Люди Узун Хасана], пришедшие на помощь, второпях не подтянув лодку [достаточно] вверх, пустили [по течению], ее [снесло] от места переправы [вниз]. Они не смогли переправиться к крепости и поплыли вниз. Наши и могольские воины, расседлав лошадей, стали с обеих сторон бросаться в воду, люди в лодке, [перепуганные] совершенно, не могли защищаться. Карлугач Бахши, могол, преследуя их, схватил одного из сыновей беков за руку и зарубил его. А что пользы? Дело зашло дальше этого. Его поступок стал причиной смерти большинства бойцов, находившихся в лодке. В одну минуту всех, кто был на реке, вытащили на берег и [почти] поголовно истребили. Из уважаемых вельмож Узун Хасана там были: Карлугач Бахши, Халил Дивана, Кази Гулам. Из них Кази Гулам сумел спастись, утверждая, что он [будто бы] раб, и был освобожден. Еще из уважаемых йигитов там был Сейид Али, который теперь при мне и пользуется почетом, а также Хайдар Кули и Кулике Кашгари. Из семидесяти-восьмидесяти добрых йигитов, кроме пяти-шести перечисленных, не спасся никто.
Услышав вести об этом, враги не могли больше оставаться в окрестностях Маргинана и в беспорядке ушли в сторону Андиджана. В Андиджане они оставили Насир бека, мужа старшей сестры Узун Хасана. Если Насир бек и не был вторым после Узун Хасана, то уже третьим-то он был, что и говорить. Это был опытный человек, мужество у него тоже было.
Узнав все обстоятельства и удостоверившись в неосновательности дела этих людей, Насир бек запер крепость Андиджана и послал ко мне человека. Когда те люди достигли Андиджана и увидели, что крепость заперта, они не смогли сговориться и впали в расстройство. Узун Хасан потянулся в Ахси, к своей семье, Султан Ахмед Танбал ушел в свою область, в Ош. Некоторые приближенные и йигиты Джехангир мирзы, забрав его у Узун Хасана, бежали и присоединились к Ахмед Танбалу, который еще не дошел до Оша.
Весть о том, что крепость Андиджан заперта, дошла до меня. Нигде не задерживаясь, я выступил из Маргинана на восходе солнца, а когда вернулась ночь, я прибыл в Андиджан. Повидавшись с Насир беком и его сыновьями — Дуст беком и Мариам беком — и осведомившись об их здоровье, я обнадежил и возвеличил их своей милостью и заботой. Отцовские владения, которые почти два года назад ушли у меня из рук, милостью божией снова стали мне доступны и покорны в месяц зу-л-ка'да девятьсот четвертого года[212].
Султан Ахмед Танбал с Джехангир мирзой двигался к Ошу; едва они вошли туда, как и в Оше чернь тоже подняла бунт. Людей Танбала здорово поколотили и выгнали из Оша и, сохранив для нас крепость, послали к нам человека. Джехангир и Танбал со считанными людьми ушли в полном смятении и вступили в Узгенд.
Узун Хасан, которому не удалось войти в Андиджан, ушел в сторону Ахси. Пришло известие, что он будто бы проник в арк Ахси. Так как главарем зачинщиков смуты был именно он, то сейчас же по получении этого известия мы двинулись к Ахси, не задержавшись в Андиджане больше чем на четыре-пять дней. Когда мы достигли Ахси, то Узун Хасан, не будучи в состоянии ничего сделать, попросил о договоре и пощаде и сдал крепость.
Пробыв в Ахси несколько дней, я направил и привел в порядок дела в Ахси, Касане и вообще на той стороне [реки], после чего отпустил могольских беков, которые пришли нам помощь, забрал с собой Узун Хасана с семьей и домочадцами и пришел в Андиджан, Касим Аджаб бек, который входил в круг приближенных и достиг при мне степени бека, был временно оставлен в Ахси.
Так как с Узун Хасаном был заключен договор, то его жизни и имуществу не причинили вреда или ущерба, и ему было дано разрешение отправиться через Кара-Тегин в Хисар. Со считанными людьми он ушел в Хисар; все остальные его нукеры отделились от него и остались. Это были те самые люди, которые во время смут схватили и ограбили моих домочадцев, а также Ходжу Кази и его близких. Сговорившись с некоторыми беками, мы решили так: эти люди учинили беззакония и склоки, схватили и обобрали близких к нам правоверных мусульман. Были ли они настолько верны своим бекам, чтобы быть верными нам? Если мы велим их взять, что будет плохого, тем более что они у нас на глазах разъезжают на наших лошадях, носят нашу одежду и едят наших овец? Кто может это стерпеть? А буде мы их пожалеем и не прикажем их взять или обобрать, то нужно отдать приказ, чтобы все ныне опознанное имущество наших товарищей, бывших при нас во времена казачества и терпевших тяготы, снова перешло в руки владельцев. Если они спасутся такой ценой, то должны быть благодарны.
Действительно, это казалось разумным, и был отдан приказ: «Те, которые были с нами, пусть берут свои вещи, если узнают их».
Хотя это было разумно и правильно, но мы немного поторопились. Когда рядом стоял такой зловредный человек, как Джехангир мирза, пугать так людей не было никакого смысла. При завоевании стран и управлении государством некоторые действия внешне кажутся разумными и правильными, но внутреннюю суть всякого дела необходимо и обязательно сообразить сто тысяч раз. Сколько смут и волнений поднялось из-за одного этого необдуманного приказа! В конце концов причиной нашего вторичного ухода из Андиджана было именно то, что мы, не подумав, отдали такой приказ.
Вследствие этого моголы открыли к себе путь тревоге и беспокойству и, выступив из Рабатек-и Урчини, который называют также «Областью меж двух рек», в сторону Узгенда, послали человека к Танбалу. При моей матери было около тысячи пятисот или двух тысяч моголов, из Хисара пришли Махди султан, Хамза султан Мухаммед Дуглат и с ними почти столько же моголов. Раздоры и склоки всегда исходят от моголов; до того времени они уже пять раз поднимали против меня мятеж. Не то чтобы они бунтовали [только] против меня по причине всяких не согласий; такие же поступки они неоднократно совершали и со своими ханами.
Весть [об уходе моголов] доставил мне Султан Кули Чанак, отца которого, Худай Берди Бунака, я отличал вниманием среди моголов.Отец [Султан Кули] перед тем умер, а сам он был с моголами. Он хорошо поступил: отошел от своего народа и племени и доставил мне такую весть, но хотя он тогда поступил хорошо, зато потом совершил такие мерзости, что будь за ним и сто подобных услуг, [мерзости] их покроют. Об этом еще будет упомянуто. Последующие мерзости были, следствием его могольского происхождения.
Как только пришли такие вести, я собрал беков и мы посоветовались. Беки сказали: «Это маленькое дело, что за нужда государю выступать! Пусть идет Касим бек во главе всех беков и войска».
Решение утвердилось на этом. Они считали это пустяком, но такое мнение оказалось ошибочным.
В тот же день Касим бек повел беков и войско: еще до их ухода подошел сам Танбал и присоединился к моголам. Утром, спозаранку, как только наши перешли реку Айламыш у переправы, называемой Яси-Киджит, противники оказались лицом к лицу. Наши хорошо рубились. Сам Касим бек, столкнувшись с Султан Мухаммед Аргуном, два или три раза ударил его саблей, не давая ему поднять голову. Многие йигиты хорошо рубились, но, в конце концов, они потерпели поражение. Касим бек, Али Дуст Тагай, Ибрахим Сару, Ваис Лагари, Сиди Кара и еще трое-четверо беков и приближенных вышли [благополучно], большинство прочих беков и приближенных были Али Дервиш бек, Мирим Лагари, Тука бек, Тагай бек, Мухаммед Дуст, Али Дуст, Мир Шах Каучин и Мирим Диван.
В этой битве [особенно] хорошо рубились два йигита: с нашей стороны — один из братьев Ибрахима Сару по имени Самад, с их стороны — хисарский могол по имени, Шахсувар. Они встречаются лицом к лицу: Шахсувар так сильно рубит, что пробивает клинком шлем Самада и глубоко, всаживает ему лезвие в голову; несмотря на подобную рану, Самад так бьет, что сносит, Шахсувару саблей с головы кусок кости величиной в ладонь руки. На Шахсуваре не было шлема; ему лечили голову, и он поправился. Лечить голову Самаду было некому; через три-четыре дня он умер от этой самой раны.
В те дни, когда я как будто избавился от скитаний и бедствий и снова завоевал родную страну, это было удивительно несвоевременное поражение! Камбар Али могол, который являлся [моей] главной опорой после взятия Андиджана ушел в свою страну, и его со мной не было.
При таких обстоятельствах [Ахмед] Танбал, приведя с собой Джехангира, стал лагерем в одном шери от Андиджана на поляне перед холмом Айш. Один-два раза, построив свои войска у Чил-Духтарана, он подходил к подножью холма Айш. Наши йигиты тоже строились и выходили за сады и предместья. Танбал не мог двинуться вперед и даже отступил за холм. Когда он пришел в те места, то убил из числа пленных беков Мирима Лагари и Тука [бека].
Около месяца простоял Танбал в этой округе, но не мог ничего сделать и отступил к Ошу. Ош он отдал Ибрахиму Сару. Его люди были там, они укрепили Ош.

События года девятьсот пятого (1499-1500)
К войскам, находившимся в области, конным и пешим, спешно послали вербовщиков и надсмотрщиков; отправив к Камбар Али и ко всем воинам, ушедшим в свои земли, усердных вербовщиков, я назначил для поставки щитов, лопат, секир и прочего военного снаряжения и припасов деятельных добытчиков. Я согнал из всей области конных и пеших, которые должны были идти на войну, и приказал созвать воинов и нукеров, что разъехались кто куда по всяким делам. Уповая на бога, я выехал восемнадцатого числа месяца мухаррама[213] в сад Хафиз бека. Пробыв несколько дней в этом саду и завершив подготовку остального снаряжения и припасов, мы направились в сторону Оша навстречу противнику, построив в должном порядке правое крыло, левое крыло, центр, авангард, пехоту и конницу.
Когда мы подошли близко к Ошу, получилось известие, что враги не смогли устоять в окрестностях и увели войска в округ Рабат-и Сарханг, что к северу от Оша. В этот вечер мы стали лагерем в селении Латкенд.
На утро, когда мы построились и проходили через Ош, пришло известие, что враги будто бы ушли в сторону Андиджана. Мы тоже направились к Узгенду, послав вперед себя добытчиков для набега на окрестности Узгенда. Когда враги, которые направлялись к Андиджану, ночью вошли в ров и подставили лестницы к внутренней стене, те, кто был в крепости, заметили их. Они ничего не могли сделать и отступили. Наши добытчики тоже выступили, но когда они отправились пограбить окрестности Узгенда, им в руки не попало почти ничего, и они вернулись обратно.
В крепости Мазу[214], одном из укреплений Оша, которое славится в тех местах своей неприступностью, Танбал оставил своего младшего брата Халила и с ним двести или двести пятьдесят человек. [Халил] запер эту крепость. Повернув назад, мы начали бой и пошли на крепость Мазу приступом. Мазу — очень хорошо укрепленная крепость. С северной стороны, где русло потока, она очень высокая; если от потока пустить стрелу, то она, вероятно, долетит до вала. Отводной желоб находился в той стороне. От крепости вниз провели как бы улицу, ведущую к воде, построив по обеим сторонам ее стены. Со всех сторон холм окружен рвом; так как он недалеко от русла потока, то из русла подняли в крепость камни, величиной с большой-пребольшой котел. Таких больших камней, какие бросали из крепости Мазу, не бросали ни из какой другой крепости, которую мы осаждали. Абд ал-Каддус Кухбар, старший брат Катта бека, вышел к подножью вала; с вала в него бросили такой камень, что Абд ал-Каддус, нигде не зацепившись, полетел кувырком прямо вниз и скатился с такого высокого места к подножью крепостной насыпи. Однако он ничего [себе] не сломал и тотчас же сел на коня и ускакал. В ложе водоотвода, у двойной трубы, Яр Али Билала ударили камнем по голове — потом ему пришлось лечить голову. Много людей погибло от камней. Битва началась утром; еще до полудня мы захватили ложе водоотвода; сражение продолжалось до вечера. Когда ложе водоотвода было захвачено, враги не могли больше держаться и к утру вышли, прося пощады. Семьдесят, восемьдесят или сто человек во главе с Халилом, братом Танбала, заковали в цепи и отослали в Андиджан, чтобы их там тщательно стерегли. И с нашей стороны некоторые беки, приближенные и добрые воины тоже попали в плен. Эта битва [кончилась] хорошо.
Захватив Мазу, мы стали лагерем в одной из ошских деревень, называемой Унджутуба. Со своей стороны, Танбал, отступив от Андиджана, стал лагерем в одной из деревень округа Рабат-и Сарханг, именуемой Аб-и Хан. Войска стояли друг от друга на расстоянии йигача.
В эти дни Камбар Али по причине нездоровья ушел в Ош. Месяц или сорок дней мы простояли на месте; боев не было, но между нашими добытчиками и их добытчиками каждый день происходили стычки.
Все это время лагерь и окрестности тщательно охранялись по ночам; [наши люди] копали рвы, а там, где рвов не было, устраивали препятствия. Все наличные бойцы в полном снаряжении выходили на край рва. Несмотря на такую осторожность, каждые три-четыре дня в лагере к вечеру поднимался шум и раздавались боевые крики.
Однажды навстречу [вражеским] добытчикам отправился Сиди бек Тагай; люди неприятеля оказались сильнее, внезапно во время боя они захватили Сиди бек Тагая.
В этом году Хусрау шах, вознамерившись повести войска на Балх, вызвал Байсункар мирзу в Кундуз и выступил к Балху. Дойдя до Убаджа, Хусрау шах, этот злополучный и неблагодарный человек, жаждая власти, — а как может достаться власть таким низким, неспособным людям, без роду и племени, без умения, расчета и соображения, без храбрости, совести и справедливости? — схватил Байсункар мирзу и его беков и накинул на шею Байсункар мирзе веревку. Было десятое мухаррама[215], когда он сделал мучеником такого даровитого царевича, полного достоинства, украшенного личными заслугами и высоким происхождением. Из его беков и приближенных Хусрау шах тоже некоторых убил.
Рождение и происхождение Байсункар мирзы
Он родился в восемьсот восемьдесят втором году в области Хисара, будучи вторым сыном Султан Махмуд мирзы — младше Султан Мас'уд мирзы и старше Султан Али мирзы, Султан Хусейна и Султан Ваис мирзы, который известен под именем Хан мирзы. Матерью его была Пашша биким.
Его внешность и качества
Он был большеглазый, полнолицый, среднего роста, красивый йигит с лицом туркмена.
Свойства нрава и обычаи
Это был справедливый, мягкий, веселый и достойный царевич. Наставником его был, говорят, Сейид Махмуд, шиит, поэтому Байсункар Мирзу тоже укоряли [в ереси]. Позднее говорили, что в Самарканде он отказался от этих дурных убеждений и стал чист верой,
Он был очень охоч до вина, но когда не пил вина, совершал положенные молитвы. Его щедрость и подарки были умеренны, он очень хорошо писал почерком насталик[216], в рисовании его рука также была неплоха. Стихи он тоже сочинял хорошо, пользуясь тахаллусом Адили. Стихов у него было недостаточно, чтобы составить диван; ему принадлежит такой начальный стих:
Как тень я влачусь от бессилья с места на место;
Если бы не хватался я за стену, то упал бы с ног.
В Самарканде газели Байсункар мирзы так распространены, что мало домов, где бы не было стихов мирзы.
Его битвы
Он сражался в двух битвах, один раз — с Султан Махмуд ханом. Когда он впервые воссел на престол, Султан Махмуд хан по наущению и подстрекательству Джунаид Барласа и еще кое-кого повел войска с намерением захватить Самарканд. Он перевалил через Ак-Кутал и пришел в окрестности Рабат-и Сугуда и Канбая. Байсункар мирза вышел из Самарканда, сразился с ним у Канбая и здорово разбил [врагов].
Трем или четырем тысячам моголов он приказал отрубить головы. Хайдар Кукельташ, который вязал и разрешал все дела у [Султан Махмуд] хана, погиб в этой битве.
Другой раз Байсункар мирза, сразившись под Бухарой с Султан Али мирзой, был побежден.
Его владения
Отец его, Султан Махмуд мирза, дал ему Бухару. После смерти его отца беки последнего собрались и, сговорившись, объявили Байсункар мирзу государем в Самарканде. Бухара также до известного времени входила в его диван; после мятежа тарханов она вышла из-под его власти. Когда я взял Самарканд, Байсункар мирза потянулся к Хусрау Шаху. Хусрау Шах дал ему Хисар.
После Байсункар мирзы не осталось потомства. Когда он пришел к Хусрау Шаху, то взял за себя дочь своего дяди Султан Халил мирзы.Другой жены или наложницы у него не было.
Байсункар Мирза не властвовал так независимо, чтобы самому возвысить кого-нибудь и сделать значительным беком. Его беками были беки его отца и дяди.
После гибели Байсункар мирзы Султан Ахмед Караул, отец Куч бека, со своими старшими и младшими братьями, семейством и домочадцами выступил из области Кара-Тегина и явился к нам. Камбар Али, который был в Оше, больной, встав после болезни, тоже пришел. Сочтя прибытие в такое время Ахмед Караула с его людьми помощью с неба и хорошим предзнаменованием, мы в то же утро построили войска и пошли на врага. [Неприятель] не мог удержаться в Аб-и Хан и ушел со стоянки; в руки воинам попала кое-какая [добыча]: палатки, ковры, обоз. Придя [в Аб-и Хан], мы расположились в лагере [врагов].
В тот же вечер Танбал, взяв с собой Джехангира, обошел нас справа и вступил в селение Хубан, находившееся от нас в трех йигачах в сторону Андиджана. Утром мы также построили правое крыло, левое крыло, центр и авангард, надели кольчуги, вооружились, выстроили войско, поставив вперед пехотинцев со щитами, и двинулись на врага. На правом крыле у нас стоял Али Дуст Тагай со своими людьми; на левом крыле — Ибрахим Сару, Ваис Лагари, Сиди Кара, Мухаммед Али Мубашшир, Кичик бек — старший брат Ходжи Калан бека и еще кое-кто из приближенных беков. Султан Ахмед Караула и Куч бека с братьями поставили на левом крыле, Касим бек стоял в центре, подле меня; в авангарде находились Камбар Али и еще кое-кто из приближенных беков.
Мы дошли до селения Сака, юго-восточнее Хубана, что находится в одном шери от Хубана; когда воины врага в боевом порядке вышли из селения Хубан, мы также пошли быстрее. Пехотинцы со щитами, которые из осторожности и осмотрительности были поставлены вперед, в самое время встречи отстали; по милости божьей в них не оказалось никакой надобности. Еще раньше, чем подошли [главные силы], люди на нашем левом крыле схватились с правым крылом врагов. Кичик бек, старший брат Ходжа-и Калана, тогда хорошо рубился; Мухаммед Али Мубашшир тоже хорошо рубился после Кичик бека. Враг, не будучи в силах устоять, бежал. На правом крыле и в авангарде дело тоже не дошло до боя. [К нам] привели много йигитов, мы приказали отрубить им головы. Наши беки Касим бек и Али Дуст, особенно Али Дуст, придерживаясь благоразумия и правил военного искусства, не сочли полезным посылать погоню далеко [вперед], поэтому многие враги не попали в плен. Мы остановились в самом селении Хубан.
Это была первая битва, в которой я сражался. Великий господь по своей милости и благости сделал тот день днем победы и торжества. Мы сочли это хорошим предзнаменованием.
На следующее утро мать моей матери, моя бабка, Шах Султан биким, прибыла из Андиджана, имея намерение, если Джехангир попал [к нам] в плен, походатайствовать за него.
Так как подходила зима, то в степи не осталось хлеба и корма. Мы не сочли полезным идти на Узгенд и возвратились в Андиджан. Через несколько дней, собрав совет, мы пришли к такому решению: оттого, что мы перезимуем в Андиджане, людям врага не будет никакого вреда или ущерба и они, возможно, даже станут сильнее путемкраж и набегов. Перезимовать следует в таком месте, где наши люди не ослабеют от отсутствия съестных припасов, а неприятель станет слаб, словно пребывая в осаде.
С такой целью мы выступили из Андиджана, имея намерение зимовать в округе Рабатек-и Урчини, этот Рабатек-и Урчини также называют Областью между двумя реками, возле Армиана и Нушаба. Придя в окрестности упомянутых селений; мы расположились на зимовку.
Эти края — прекрасное место для охоты. В густых зарослях возле реки Айламыш водится много маралов и кабанов, мелкие заросли изобилуют фазанами и зайцами. На холмах таится масса лисиц; эти лисицы бегают быстрее, чем лисицы из других мест.
Пока мы были на этой зимовке, я каждые два-три дня выезжал на охоту. Поджигая густые заросли, мы охотились на бугумаралов или разъезжали в мелких зарослях, устраивали облавы и пуская соколов на фазанов. Фазанов там бесконечно много; пока мы зимовали в этих местах, фазаньего мяса было [у нас] вдоволь.
Во время пребывания на этой зимовке Худай Берди Тугчи, которого я недавно, проявив благосклонность, сделал беком, два-три раза нападал на казаков Танбала, разбивал их и привозил их отрезанные головы. Из окрестностей Андиджана и Оша наши молодцы-казаки тоже, неутомимо, с отвагой, угоняли табуны врага и очень его ослабляли. Если бы мы провели всю зиму на этой зимовке, то наши противники, всего вероятнее, еще до лета были бы разбиты и побеждены без боя.
В то самое время, когда мы ослабили и обессилили такого врага, Камбар Али попросил, позволения уйти в свою область. Как я его ни удерживал, повторяя все эти соображения, он только больше дурил [и упрямился]. Удивительно легкомысленный и неустойчивый был человечишко! Поневоле пришлось разрешить ему уйти в его область. Раньше его владением был Ходженд, на этот раз, когда я взял Андиджан, то отдал ему Исфару и Канд-и Бадам. Среди наших беков [именно] у Камбар Али были обширные владения и много нукеров; ни у кого не было столько земли и нукеров, как у него.
Мы пробыли на этой зимовке сорок или пятьдесят дней. В связи с уходом Камбар Али некоторым воинам тоже было дано разрешение уйти. Мы сами также вернулись в Андиджан.
В то время, когда мы были на зимовке и в Андиджане, люди Танбала беспрестанно ездили к [Султан Махмуд] хану в Ташкент и обратно. Ахмед бек, который был дядькой сына Хана Султан Мухаммед султана и весьма любимым беком Хана, приходился Танбалу родным дядей; Бек Тилбе, ишик-ага Хана, был единоутробным старшим братом Танбала. Ездя то туда, то назад, они склонили Хана послать Танбалу помощь. До прибытия помощи Бек Тилбе, который, с тех пор как родился, жил в Моголистане, вырос среди моголов, ни разу не вступал в [Ферганскую] область и не оказывал услуг государям этой области, но оказывал услуги ханам, оставил пожитки, жен и домочадцев в Ташкенте, а сам присоединился к своему младшему брату Танбалу.
В это время произошел удивительный случай. Касим Аджаб, который был временно оставлен в крепости Ахси, погнался за горсточкой казаков; преследуя их, он перешел реку Ходженда у Бахраты, наткнулся на большой отряд людей Танбала и попал в плен.
Получив известие, что наше войско разошлось, и что его старшийбрат Бек Тилбе, сговорившись с Ханом, двинулся ему на помощь, Танбал убедился и уверился, что [вскоре] подойдет подкрепление. Он выступил из Узгенда и пришел в Область между двумя реками. В это время из Касана прибыли верные вести, что Хан назначил в помощь Танбалу своего сына Мухаммед Ханике, известного под прозвищем Султаним, и Ахмед бека и дал им пять-шесть тысяч войска. Пройдя через Арчикент, они осадили Касан. Не ожидая наших людей, которые были далеко, я без промедления, в жестокую зимнюю стужу, выступил, уповая на бога, с наличными войсками из Андиджана через Банд-и Салар против Султаним и Ахмед бека. Ночью мы нигде не останавливались; прибавив еще ночь ходу, мы на утро сделали привал у Ахси. Ночью был крепчайший мороз, так что некоторые воины отморозили руки и ноги, а у многих распухли уши и стали, как яблоки. Не задерживаясь в Ахси, мы оставили там вместо Касим Аджаба Ярак Тагая, тоже временно, и пошли дальше, на Касан. Когда мы подошли на один шери к Касану, пришло известие, что Ахмед бек, услышав об этом, поспешно, в беспорядке, отступил вместе с Султаним. Танбал, узнав о нашем выступлении, быстрым ходом двинулся на помощь своему старшему брату.
Было время между двумя молитвами, когда чернота войска Танбала показалась со стороны Наукенда. Смущенный и смятенный столь легкомысленным уходом своего дяди и нашим быстрым приходом, Танбал остановился. Мы подумали: «Сам господь привел его таким образом! Он пришел, когда шея его коня окоченела. Если мы двинемся и схватимся с ними, то с божьей помощью ни один враг не уйдет».
Ваис Лагари и еще кое-кто говорили: «Настал вечер. Если сегодня и не будет боя, то и завтра куда он денется? Утром, где бы он ни был, мы с ним встретимся».
Словом, они не сочли полезным тотчас же начать схватку. Враг, который шел нам прямо в руки, нисколько не пострадав, ускользнул от нас. Есть поговорка: «Кто не хватает того, что идет в руки, до старости будет каяться».
Дела следует делать вовремя;
Дело, сделанное не вовремя, выйдет плохо.
Воспользовавшись отсрочкой до утра, враги шли всю ночь, нигде не останавливаясь, и вступили в крепость Архиан.
Утром мы двинулись на врагов, но не нашли их. Направившись вслед за ними, мы не сочли полезным подвергать крепость Архиан тесной осаде и остановились в одном шери от нее, в селении Наманган[217]. На этой стоянке мы провели тридцать-сорок дней, Танбал стоял в крепости Архиан; кучки людей с той и с другой стороны выезжали, перестреливались на половине дороги и возвращались обратно. Однажды ночью враги подскакали, выпустили на подступах к лагерю несколько стрел и вернулись. Мы выкопали вокруг лагеря ров, устроили ограждения и приняли все меры предосторожности; враги не смогли ничего сделать.
Когда мы находились на этой стоянке, Камбар Али два или три раза, обидевшись, хотел уйти в свою область. Один раз он даже сел на коня и тронулся; послав за ним нескольких беков, мы с трудом вернули его назад.
В это время Сейид Юсуф Мачами послал человека к Султан Ахмед Танбалу и изъявил ему покорность. У подошвы Андиджанских гор есть два укрепления, называемые Уйгур и Мачам; Сейид Юсуф Мачами был набольшим в Мачаме. Впоследствии онстал известен и при моем дворе, значение его превысило звание набольшего, и он притязал на звание бека, хотя никто не назначал его беком. Это был удивительно подлый и непостоянный человечишко; с тех пор, как я в последний раз взял Андиджан, и до сего времени он наверное раза два или три покорялся мне и восставал на Танбала и затем тоже два или три раза покорялся Танбалу и восставал против меня. Последний его бунт произошел именно в тот раз. С ним вместе ушло много оседлых поселенцев и аймаков. Думая, «лишь бы только он не соединился с Танбалом», мы выступили, чтобы стать между ними, и, сделав одну ночевку, пришли в окрестности Биш-Харана; в бишхаранскую крепость, по слухам, вступил человек Танбала. Наши беки, посланные вперед, — Али Дервиш бек и Куч бек со своими старшими и младшими братьями направились к воротам Биш-Харана и отлично там дрались. Куч бек и его братья держались хорошо. У большинства из них руки дошли до дела. Мы остановились на возвышенности в одном шери от Биш-Харана, Танбал, взяв с собой Джехангира, стал тылом к крепости Биш-Харана. Дня через три-четыре враждебные нам беки Али Дуст и Камбар Али-и Саллах со своими приверженцами и приспешниками завели разговоры о мире.
Ни я, ни мои доброжелатели решительно не думали и не помышляли о примирении, и никак не были на это согласны. Но эти два человека были большие беки, и если бы мы, не послушав их слов, не заключили мира, то у них были и другие возможности [повредить нам]. Необходимость заставила заключить мир такого рода: области на Ахсийской стороне реки Ходженда отойдут к Джехангиру, а области на Андиджанской стороне отойдут ко мне. Узгенд, когда оттуда уйдут их люди, они тоже припишут к нашему дивану. Когда определят границы наших владений, мы с Джехангир мирзой вместе пойдем на Самарканд. Как только столичный город Самарканд будет завоеван и покорен, я отдам Андиджан Джехангир мирзе.
Так мы и договорились. Джехангир мирза и Танбал на следующее утро пришли и в конце месяца раджаба[218] вступили ко мне в услужение. Согласно принятому решению, были заключены договоры и условия. Дав Джехангир мирзе разрешение отправиться в Ахси, я сам возвратился в Андиджан. По приходе в Андиджан я освободил от оков младшего брата Танбала, Халила и его людей, которые были в цепях, одел их в драгоценные халаты и отпустил. Те тоже отпустили находящихся в плену беков и придворных: Тагай бека, Мухаммед Дуста, Мир Шах Каучина, Сиди бека, Касим Аджаба и Мир Ваиса. Мирим Дивана и их подначальных также освободили от оков и прислали ко мне.
После нашего возвращения в Андиджан повадки Али Дуста стали совсем иными. Он начал дурно обращаться с людьми, которые были при мне в дни скитаний и испытаний. Сначала он отослал Халифу, потом без вины и без причин схватил, обобрал и услал Ваиса Лагари и Ибрахима Сару, разлучив их с их землями. С Касим Аджабом он тоже ссорился, с Касим беком у него также бывали стычки.
Внешне Али Дуст ссылался на то, что Халифа и Ибрахим— приверженцы Ходжи Кази и будут мне мстить. Сын Мухаммед Дуста, [Али], держал себя, как царь. Попойки, угощения, приемы, утварь — все он завел такое, как у царя. Отец и сын совершали подобные дела, опираясь на Танбала, а у меня осталось столько власти и силы, чтобы запретить им эти неприличные поступки: при покровительстве и поддержке такого моего врага, как Танбал, они делали все, чего желало их сердце. Момент был удивительно щекотливый: я не мог ничего сказать и претерпел за это время много унижений и от отца, и от его сына.
Дочь Султан Ахмед мирзы, Аиша Султан биким, которую просватали за меня при жизни ее отца и дяди, приехала в Ходженд. В месяце шабане[219] я взял ее в жены. Хотя, когда я ее брал, мои чувства к ней были неплохи, но это был мой первый брак. От стыда и смущения я ходил к ней один раз в десять, в пятнадцать или в двадцать дней, но потом не осталось и такой любви, а стыд стал еще больше. Раз в месяц или сорок дней моя мать, Ханум, с трудом, насильно прогоняла меня к ней.
В это время в обозе находился один человек, у которого был сын по имени Бабури. Его имя оказалось очень подходящим. Я почувствовал к нему необыкновенную склонность, больше того, стал из-за него горестным и безумным. До этого я ни к кому не чувствовал склонности и даже не слушал и не говорил о любви и страсти. В то время я иногда сочинял один или два стиха по-персидски, Я сказал тогда такой стих:
Да не будет никто сокрушен, влюблен и опозорен, как я,
Да не будет любимый безжалостен и небрежен как ты.
Иногда Бабури приходил ко мне, но от стыда и смущения я не мог даже взглянуть в его сторону; где уже мне было общаться или разговаривать с ним! От волнения и опьянения любовью я не мог даже его поблагодарить, как же мне было жаловаться на его уход! Кто был в силах заставить его остаться? Однажды в пору такой влюбленности и страсти со мной находилось несколько человек. Я проходил по какой-то улице. Внезапно мне встретился лицом к лицу Бабури. От смущения я впал в такое состояние, что как бы растаял и не мог посмотреть ему в лицо или завязать с ним разговор. В великом смущении и волнении я прошел мимо. Мне вспомнился такой стих Мухаммед Салиха:
Я смущаюсь всякий раз, как вижу перед собой любимую,
Друзья смотрят на меня, а я смотрю на другую.
Этот стих удивительно соответствовал обстоятельствам. От волнения любви и страсти, от кипения и безумия молодости я ходил с голой головой и босой по улицам и переулкам, по садам и садикам, не обращая внимания ни на своих, ни на чужих, не заботясь ни о себе, ни о других.
Став влюбленным, я вне себя и безумен:
Не знал я, что таковы свойства любви к красавицам с ликом пери.
Иногда я, словно юродивый, бродил один по холмам и степям, иногда рыскал по садам и предместьям, обходя улицу за улицей. И ходил и сидел я не по своей воле, и не имеля покоя, ни когда стоял, ни когда ходил.
Ни ходить нет у меня силы, ни терпения чтобы стоять;
Это ты, о сердце, сделало нас пленниками такого состояния.
В этом году возникла вражда между Султан Али мирзой и Мухаммед Мазид тарханом. Причиною ее было то, что тарханы приобрели очень большую власть и значение. Бухарой полностью завладел Баки тархан и никому не давал ни одного данака[220] с бухарских владений. Мухаммед Мазид тархан был [столь же] полновластным хозяином в Самарканде. Он захватил все округа для своих сыновей, приверженцев и приспешников; кроме небольшого содержания из [доходов] города, которое ему назначили, до Султан Али мирзы никакими путями не доходило ни фельса[221]. Султан Али мирза был взрослый юноша, сколько еще мог бы он терпеть такое их обращение?
Вместе с несколькими приближенными он встал на путь злого умысла против Мухаммед Мазид тархана. Мухаммед Мазид тархан, догадавшись об этом, вышел из города со своими нукерами, слугами, приверженцами и приспешниками и теми людьми и беками, которые были при нем — Султан Хусейн Аргуном, Пир Ахмедом, Ходжа Хусейном, младшим братом Узун Хасана Кара Барласа, Салих Мухаммедом и еще несколькими беками и воинами. В это время Хан назначил в помощь Хан мирзе Мухаммед Хусейн Дуглата, Ахмед бека и еще многих беков и отрядил его в поход на Самарканд. Хафиз бек Дулдай и его сын Тахир бек были дядьками Хан мирзы; Хасан Набира, Хинду бек и некоторые йигиты по причине родства с Хафиз беком и Тахир беком бежали от Султан Али мирзы и ушли к Мирза хану. Мухаммед Мазид тархан послал людей к Хан мирзе и могольским воинам, призывая их к себе, и пришел в окрестности Шавдара; повидавшись с Хан мирзой, он встретился с могольскими беками. У могольских беков не сложилось сколько-нибудь хороших отношений с людьми Мухаммед Мазид бека — напротив, они даже намеревались схватить его.
Беки Мухаммед Мазида, узнав об этом, под каким-то предлогом покинули могольское войско. После их ухода войско моголов не могло больше держаться. Когда они отступили и стали лагерем в Яр-Яйлаке, Султан Али мирза с небольшим отрядом быстро выступил из Самарканда и пошел на Мирза хана и войско моголов. Они даже не смогли начать бой и в беспорядке бежали. Это было единственное сколько-нибудь хорошее дело Султан Али мирзы в последнее время его жизни.
Мухаммед Мазид тархан и его люди, потеряв надежду на мирз, послали ко мне Мир могола, сына Абд ал-Ваххаба, который раньше находился при мне; во время осады Андиджана он был преданным сторонником Ходжи Кази и подвергал свою жизнь опасности. Мы тоже пострадали от этой сделки и, заключив ради нее мир, были твердо намерены идти на Самарканд. Мы тотчас же послали Мир могола в Ахси, к Джехангир мирзе, чтобы назначить место встречи, и собрались в поход на Самарканд.
В месяце зу-л-ка'да войска выступили к Самарканду. Сделав две ночевки, мы пришли в Куба и стали лагерем. Во время предзакатной молитвы пришло известие, что младший брат Султан Ахмед Танбала, Халил, пришел и воровски захватил крепость Ош.
Подробности этого таковы: при заключении мира пленники во главе с младшим братом Танбала Халилом были, как уже упомянуто, освобождены. Танбал послал Халила в Узгенд, чтобы забрать находившихся там родичей и домочадцев. Под предлогом необходимости вывести родных Халил пошел и вступил в Узгенд. Говоря: «Сегодня уйду! Завтра уйду!», Халил придумывал разные хитрости и не уходил. После того как мы выступили с войском на Самарканд, Халил воспользовался случаем, подошел к Ошу ночью, когда город был пуст, и воровски захватил крепость. Получив весть об этом, мы по многим причинам не сочли полезным стоять на месте или снова схватываться с этими людьми и направились прямо к Самарканду. Во-первых, наши холостые воины все разъехались в разные стороны, чтобы пополнить боевое снаряжение, а семейные отправились по домам; полагаясь на договор о мире, мы не опасались и не предполагали такого коварства и предательства со стороны тех людей.
Во-вторых, наши большие беки вроде Али Дуста и Камбар Али, как уже было упомянуто, несколько раз совершали такие поступки, что к ним не оставалось доверия. В-третьих, все самаркандские беки во главе с Мухаммед Мазид тарханом прислали за мной Мир могола, призывая меня к себе. Пока существует столица, подобная Самарканду, что может заставить человека губить время ради такого места, как Андиджан?
Из Кубы мы пришли в Маргинан. Маргинан отдали Султан Ахмед беку, отцу Куч бека. Из-за различных задержек и помех он не мог мне сопутствовать и оставался в Маргинане. Его сын Куч бек и несколько его братьев пошли со мной. Мы двинулись дорогой на Исфару; придя в селение Махан, зависящее от Исфары, мы стали там лагерем. По счастливой случайности Касим бек со своими людьми, Али Дуст со своими людьми, Сейид Касим и еще кое-кто со множеством йигитов были в этот вечер в Махане. Они все как будто сошлись на заранее назначенное место.
Выступив оттуда, мы миновали степь Хасбан и, перейдя; мост Чупан, пришли в Ура-Тепа. Камбар Али, положившись на Танбала, пришел из своей области, Ходженда, в Ахси, чтобы переговорить с ним о делах войска. Как только это случилось, Танбал схватил его, заковал и пошел на его владения. Есть тюркская поговорка: «Не доверяй другу: он набьет твою шкуру соломой».
Когда Камбар Али вели по дороге, он убежал пешком и после сотни затруднений пришел в Ура-Тепа.
Во время нашего пребывания в Ура-Тепа пришло известие, что Шейбани хан разбил Баки тархана у крепости Дабуси и пошел на Бухару. Из Ура-Тепа, через Бурке-Яйлак, мы пришли в Санг-Зар. Даруга Санг-Зара сдал крепость. Так как Камбар Али пришел, после того как его схватили и обобрали, то мы оставили его в Санг-Заре, а сами пошли дальше. Когда мы пришли и стали лагерем в Хан-Юрти, самаркандские беки во главе с Мухаммед Мазид тарханом пришли и выразили мне почтение. Я посоветовался с ними, о том, каким образом овладеть Самаркандом. Они сказали: «Ходжа Яхья тоже благожелатель государя; если Ходжа будет за это, Самарканд окажется вам легко доступен, без боя и сражения».
По этой причине мы несколько раз посылали к Ходжа Яхье людей и велись переговоры. Ходжа Яхья не говорил определенно, что впустит нас в Самарканд, но и не сказал слов, лишающих надежды. Выйдя из Хан-Юрти, мы пришли на берег Даргама; с берега Даргама к Ходжа Яхье был послан Ходжа Мухаммед Али Китабдар. Он доставил такое сообщение: «Пусть идут, мы сдадим город».
Выступив к ночи с Даргама, мынаправились к городу. Султан Махмуд Дулдай — отец Султан Мухаммед Дулдая бежал из нашей ставки и осведомил врагов о состоявшемся сговоре. Так как они это узнали, то первоначально задуманный план оказался неосуществимым. Мы отступили и стали лагерем на берегах Даргама. Ибрахима Сару из племени Минг, одного из покровительствуемых мною беков, Али Дуст велел схватить и прогнать. Когда я пришел в Яр-Яйдак, он явился вместе со старшим сыном Сейид Юсуф бека Мухаммед Юсуфом и вступил ко мне в услужение. Старые наши слуги, беки и приближенные, враги Али Дуста, из которых тот иных прогнал, других ограбил, а некоторых велел схватить, один за одним пришли и собрались у нас. Али Дуст был теперь болен. Имея за спиной Танбала, он причинил мне и моим доброжелателям страдания и мучения, и я тоже был дурно расположен к этому человеку. От стыда, а также из опасения он не мог со мной оставаться и попросил позволения уйти. Я со своей стороны счел это за благодеяние и позволил.
Али Дуст и Мухаммед Дуст, получив позволение, ушли к Танбалу. Став приближенными Танбала, отец с сыном проявили ко мне много вражды и зла. Через год или два у Али Дуста вскочил на руке чирей и он умер. Мухаммед Дуст перешел к узбекам и, в общем, жил недурно; от них он тоже потом бежал, проявив неблагодарность, и ушел в андиджанские предгорья, где устраивал мятежи и смуты. В конце концов он попал в руки узбеков и его ослепили. Таков смысл поговорки: «Соль выела ему глаза».
Дав этим двоим позволения, я послал Гури Барласа с несколькими йигитами к Бухаре за новостями. Пришло известие, что Шейбани хан, взяв Бухару, направился к Самарканду. Не считая полезным пребывание в тех местах, мы выступили в Кеш. Семьи большинства самаркандских беков тоже находились в Кеше.
Через неделю-две после прибытия в Кеш пришло известие, что Султан Али мирза отдал Шейбани хану Самарканд. Подробности этого таковы: мать Султан Али мирзы — Зухра Бики Ага по неразумию и глупости тайно послала к Шейбани хану человека с письмом такого содержания: «Если Шейбани хан возьмет ее в жены, то ее сын отдаст Шейбани хану Самарканд. Когда Шейбани хан завоюет владения его отца, он отдаст их Султану Али мирзе». Ее план был известен Абу-Юсуф Аргуну — вернее сказать, этот предатель и указал ей такой план.

События года девятьсот шестого (1500-1501)
Шейбани хан, придя согласно условию с этой женщиной, [т. е. Зухра Бики Ага], стал лагерем в Баг-и Майдане. В полдень Султан Али мирза, не известив никого из своих больших и малых беков и йигитов и ни с кем не посоветовавшись, вышел из ворот Чар-Раха с несколькими великими и малыми приближенными и пришел в Баг-и Майдан к Шейбани хану. Шейбани хан принял его не очень хорошо; поздоровавшись с ним, он посадил его ниже себя.
Ходжа Яхья, узнав о выходе Мирзы, взволновался. Не могши найти никакого другого средства, он тоже вышел из города; Шейбани хан поздоровался с ним, даже не вставая, и сказал несколько слов, полных укоризны. Когда Ходжа Яхья поднимался с места, Шейбани хан встал и поклонился ему.
Джан Али, сын Ходжа Али бая, услышав в Рабат-и Ходжа о выходе Мирзы [из города], тоже пришел к Шейбани хану.
Так как несчастная женщина по недостатку ума, страстно желая иметь мужа, сгубила дом и достояние своего сына. Шейбани хан не оказывал ей и крупицы внимания и замечал ее меньше, чем какую-нибудь наложницу или любовницу.
Султан Али мирза, дивясь своим собственным поступкам, безмерно раскаивался, что вышел из города.
Некоторые его близкие, поняв как обстоит дело, задумали убежать вместе с мирзой, но Султан Али мирза не согласился; так как его час настал, то он не спасся. Он стоял у Тимур султана; спустя четыре или пять дней его убили на поляне Кульбе. Ради благ скоротечной обманчивой жизни Султан Али мирза ушел из мира с дурной славой, послушавшись слов женщины, он сам вывел себя из круга достославных. Нельзя больше писать о делах такого человека, нельзя больше слушать о столь гнусных поступках!
После убийства Султан Али мирзы Шейбани хан послал вслед Мирзе также и Джан Али. Так как Шейбани хан опасался Ходжи Яхьи, то он отпустил Ходжу и двух его сыновей — Ходжа Мухаммед Закарию и Ходжа Баки в Хорасан. Следом за ними он послал нескольких узбеков, которые убили досточтимого Ходжу и двух его молодцов-сыновей в окрестностях Ходжа-Кардзана. Слова Шейбани хана об этом были таковы: «Дело с Ходжой произошло не по моей вине, это сделали Камбар бий и Купак бий». Тем хуже! Есть поговорка: «Его извинение хуже, чем преступление». Если беки начинают делать такие дела по своей воле, без ведома хана и государя, то каково после этого значение их ханской и царской власти?
После того как узбеки взяли Самарканд, мы направились из Кеша в сторону Хисара. Самаркандские беки во главе с Мухаммед Мазид тарханом двинулись за нами вместе с женами, семьями и родичами. Когда мы остановились на поляне Чилту в Чаганиане, самаркандские беки во главе с Мухаммед Мазид тарханом, отделившись от нас, ушли и стали нукерами Хусрау шаха. Мы лишились своей столицы и страны; куда нам идти, где нам стоять — неизвестно!
Несмотря на то, что Хусрау шах причинил нашему дому столько бед, мы, не находя другого способа, поневоле прошли через его владения. Мы предполагали двинуться через Кара-Тегин и Алай и направиться к моему дяде, Младшему хану, то есть к Алача хану, но это не удалось. Мы решили подняться вверх по долине Кам-Руда и перейти перевал Сир-и Так. Когда мы пришли в окрестности Навандака, один из нукеров Хусрау шаха поднес нам девять голов коней и девять кусков материи. На стоянке в устье Кам-Руда Шир Али Чухра бежал к Вали, брату Хусрау шаха. На следующее утро Куч бек, отделившись от нас, ушел в Хисар.
Вступив в долину Кам-Руда, мы двинулись вверх. В теснинах и пропастях по дороге на крутых отвесных перевалах осталось много коней и верблюдов. Сделав три-четыре ночевки, мы достигли перевала Сир-и Так. Вот это перевал, да какой еще. Такого высокого и узкого перевала не было видано, по таким теснинам и обрывам не было еще хожено. С большими трудностями и тяготами мы миновали опасные теснины и бездны; после сотен лишений и страданий мы прошли высокие, узкие перевалы и достигли окрестностей Фана. Среди гор Фана лежит большое озеро. Это красивое озеро окружностью примерно в один шери. Оно не лишено своеобразия.
Пришли вести, что Ибрахим тархан запер крепость Шираз и засел там. В крепостях Яр-Яйлака находились Камбар Али и Абу-л-Касим Кухбур, который раньше был в Ходжа-Дидаре, и когда узбеки взяли Самарканд, не мог оставаться в Ходжа-Дидаре. Придя в Яр-Яйлак, они заняли и укрепили нижние крепости.
Оставив Фан на правой руке, мы пошли в сторону Кештута. Правитель Фана был известен и славился своей тороватостью, щедростью, услужливостью и добротой. Султан Мас'уд мирза, когда Султан Хусейн мирза шел походом на Хисар, тянулся по этой же дороге в Самарканд, к своему младшему брату Байсункар мирзе, и правитель Фана поднес ему семьдесят или восемьдесят коней; другие его услуги были такого же рода. Мне же он прислал старую скверную клячу, а сам даже не явился. Когда дело касается нас, люди, славящиеся щедростью, становятся скупыми, и те, кого считают великодушными, забывают о великодушии. Хусрау шах [тоже] был славен и знаменит своей щедростью и тороватостью, о всевозможных услугах, которые он оказал Бади'аз-Заман мирзе, уже было упомянуто; к Баки тархану и другим бекам он также проявил великую доброту и тороватость. Нам случилось пройти через его владения два раза, он не проявил к нам даже того великодушия, какое высказывал последнему из наших нукеров, не говоря уже о людях нашей породы. Он обращал на нас даже меньше внимания, чем на наших нукеров.
О, сердце, кто видал добро от людей сего мира?
Тот, кто сам не добр, от того добра не жди.
Пройдя Фан, мы, думая, что в крепости Кештута сидит какой-нибудь узбек, спешно двинулись на Кештут. Однако крепость Кештут оказалась разрушенной, и там в то время никого не было. Миновав ее и придя на берега реки Кухака, мы остановились. Затем мы переправились через Кухак по мосту напротив Яри; беки под начальством Касим бека были посланы, чтобы внезапно захватить крепость Рабат-и Ходжа. Миновав Яри и перевалив через горы Шункар-Хана, мы пришли в Яр-Яйлак.
Когда беки, посланные в Рабат-и Ходжа, приставили к стенам лестницы, жители проведали об этом и принудили их отступить; не сумев взять крепость, они воротились.
Камбар Али был в Санг-Зара, он пришел и повидал меня. Абу-л-Касим Кухбур и Ибрахим тархан изъявили преданность и покорность и прислали отборных людей, чтобы мне служить.
Мы пришли в крепость Исфидук — одно из селений Яр-Яйлака. В то время, Шейбани хан сидел в окрестностях Ходжа-Дидара, с ним было три-четыре тысячи узбеков, из местных воинов набралось еще столько же людей. Шейбани хан предоставил должность даруги Самарканда Джан Вафа мирзе, с пятью-шестью сотнями бойцов он находился внутри самаркандской крепости. Хамза султан и Махди султан со своими приверженцами и приспешниками сидели неподалеку от Самарканда, в Будана-Куруги. Наших людей, хороших и плохих, было двести сорок человек. Поговорив с беками и воинами, мы приняли такое решение: Шейбани хан взял Самарканд недавно, так что сердца жителей еще не привержены к нему и он не привержен к ним. Если мы можем теперь что-нибудь сделать, то надо действовать! Буде мы приставим лестницы и внезапно захватим самаркандскую крепость, то жители Самарканда пойдут за нас; что [другого] останется им делать? Если они не окажут нам поддержки, то и за узбеков не станут драться. А когда возьмем Самарканд, будет так, как захочет бог.
Порешив на этом, мы после полуденной молитвы выступили из Яр-Яйлака и, связав ночь с вечером, в полночь пришли в Хан-Юрти. В эту ночь, думая, что жители города все узнали, мы не приближались к крепости и даже отошли от Хан-Юрти. Было уже утро, когда мы перешли реку Кухак ниже Рабат-и Ходжа, и снова вернулись в Яр-Яйлак.
Однажды в крепости Исфидук собрались все внутренние [беки]: Дуст Насир, Нойон Кукельташ, Хан Кули, сын Карима Дада, Шейх Дервиш, Хусрау Кукельташ, Мирим Насир. Они сидели подле меня. Разговор шел о разных предметах. Я молвил:
«А ну-ка, скажите, когда мы, помощью божьей, возьмем Самарканд?».
Некоторые ответили: «Летом возьмем!» (а в то время была поздняя осень), другие: «Через месяц», кое-кто: «Через сорок дней», «Через двадцать дней»! Нойон Кукельташ сказал: «За четырнадцать дней возьмем»; и бог помог: ровно через четырнадцать дней мы действительно взяли Самарканд.
В это время я видел удивительный сон: мне приснилось, будто ко мне пришел досточтимый Ходжа Убайд Аллах. Я вышел ему навстречу, Ходжа вошел и сел. Перед Ходжой поставили дастархан[222], быть может слишком простой. По этой причине в сердце досточтимого [Ходжи] запала некоторая [обида]. Мулла Баба посмотрел в мою сторону и сделал мне знак. Я тоже знаками ответил: «Это не моя вина. Тот, кто ставил дастархан, допустил оплошность».
Ходжа понял и извинение было принято. Он встал, я вышел его проводить. В сенях того дома он взял меня за правую или левую руку и так приподнял, что одна моя нога отделилась от земли. Ходжа сказал по-тюркски: «Шейх дал благой совет». Именно в эти несколько дней я взял Самарканд.
День или два спустя мы перешли из крепости Исфидук в крепость Васменд. Хотя мы уже один раз ходили в окрестности Самарканда и дали [его жителям] о себе узнать и вернулись, мы все же, уповая на Аллаха, после полуденной молитвы вышли из Васменда к Самарканду с намерением [захватить] город. Ходжа Абу-л-Макарим тоже сопутствовал нам. В полночь мы достигли Пул-и Магака, на хиабане. Оттуда мы отрядили семьдесят-восемьдесят отборных йигитов, чтобы они приставили лестницы к стенкам крепости напротив Гар-и Ашикана, поднялись, вошли, двинулись на людей, поставленных у ворот Фируза, захватили ворота и послали к нам человека.
Эти йигиты приставили лестницы напротив Гар-и Ашикана и поднялись по ним, никто не узнал об этом. Оттуда они пошли к воротам Фируза. На воротах стоял Фазил тархан, он не из [самаркандских] тарханов, а из туркестанских купцов-тарханов. Оказав в Туркестане услуги, Шейбани хану, он пользовался его покровительством. Зарубив насмерть Фазил тархана и нескольких нукеров, [наши] сбили топорами замок с ворот и открыли ворота. Как раз в это время я подоспел и вошел в ворота Фируза. Абу-л-Касим Кухбур сам не пришел, а прислал своего младшего брата Ахмеда Касима и тридцать-сорок нукеров, а от Ибрахим тархана никого не было. Когда мы вошли в город и расположились в ханаке, туда явился его младший брат по имени Ахмед тархан с несколькими нукерами.
Жители города еще спали. Лавочники, выглянув из лавок, догадались в чем дело и возносили [благодарственные] молитвы. Через некоторое время обитатели города все узнали. Наших людей и горожан охватила необыкновенная радость и возбуждение; они убивали узбеков на улицах камнями и палками[223], словно бешеных собак; около четырехсот или пятисот узбеков было убито таким образом.
Городской даруга Джан Вафа находился в доме Ходжи Яхьи. Он бежал, вышел из города и ушел к Шейбани хану.
Войдя в ворота, я направился прямо в медресе и ханаку. По приходе туда я уселся под портиком; едва рассвело, как со всех сторон послышались громкие крики, поднялся шум. Некоторые знатные жители и лавочники, узнав о случившемся, с радостью и восторгом приходили со мной поздороваться, приносили еду и возносили за меня молитвы.
Когда наступило утро, пришло известие, что у ворот Аханин узбеки укрепили пространство между двумя воротами и сражаются. Я сейчас же сел на коня и отправился к воротам Аханин. Со мной было [всего] десять, пятнадцать или двадцать человек; люди изголодались, им в руки опять достался город, и каждый искал сокровищ в каком-нибудь углу.
Когда я подоспел, узбеков уже отогнали от ворот Аханин; Шейбани хан, узнав об этом, поспешно подъехал после восхода солнца к воротам Аханин с сотней или полуторастами людей. Он подъехал в удивительно удобную минуту, но со мной, как уже упомянуто, было очень мало людей. Шейбани хан увидел, что ничего нельзя сделать, и быстро отступил. После этого я возвратился назад и расположился в арке в Бустан-Сарае. Знать, вельможи и большие люди города пришли со мной поздороваться и принесли поздравления.
Почти сто сорок лет столичный город Самарканд принадлежал нашему дому. Неизвестно откуда взявшийся узбек, чужак и враг пришел и захватил его. Бог снова отдал нам владения, вышедшие у нас из рук — опустошенная, разграбленная область опять подчинилась нашей власти.
Султан Хусейн мирза таким же образом взял Герат, захватив [врага] врасплох. Однако всякому знающему дело ясно и справедливому человеку очевидно, что между этими двумя завоеваниями большое различие.
Во-первых, Султан Хусейн был государь, видавший много битв, имевший немалый опыт и старый годами; во-вторых, его противником был Ядгар Мухаммед Насир мирза, неопытный юноша семнадцати-восемнадцати лет; в-третьих, среди его врагов жил человек, знавший их дела и обстоятельства, — Мир Али мирахур; он послал к Мирзе людей и нежданно повел его войско на неприятеля. В-четвертых, его враг находился не в крепости, он был в саду Баг-и Заган; когда Султан Хусейн мирза захватил Герат, Ядгар Мухаммед мирза и его приближенные были до того увлечены винопитием, что у дверей Ядгар Мухаммед мирзы находилось в ту ночь всего три человека, тоже пьяные. В-пятых, Султан Хусейн мирза напал на город в первый раз, неожиданно подошел и захватил его.
Мне же, [во-первых], когда я брал Самарканд, было девятнадцать лет; битв я видел немного, опыта не имел. Во-вторых, моим противником был такой опытный, видавший много битв и старый годами человек, как Шейбани хан; в-третьих, к нам не явился из Самарканда ни один человек; хотя жители города были расположены ко мне, но никто не мог подумать об этом из страха перед Шейбани ханом. В-четвертых, мой противник находился в крепости, и крепость была взята, и врага обратили в бегство; в-пятых, я уже раз подступал к Самарканду с намерением захватить город и позволил врагам это узнать; когда я пришел во второй раз, господь помог мне и Самарканд был завоеван.
Цель этих слов не в том, чтобы бросить в кого-нибудь камень умаления, и дело происходило именно так, как сказано. Все это написано не ради того, чтобы возвеличить самого себя, и истина заключается в том, что здесь изложено.
По поводу этой победы стихотворцы сочинили тарихи; один стих из них остался у меня в памяти.
Скажи мне снова, о разум, каков его тарих?
Знай — это [слова]: «Победа Бабур бахадура».
После завоевания Самарканда, крепости Шавдара, Сугуда и ближайших туманов начали одна за другой мне покоряться. Из некоторых крепостей даруги узбеков со страха уходили, бросив их; в других крепостях [жители] выгоняли узбеков и переходили к нам, а иногда начальников крепостей хватали и крепости запирали.
В это время родичи и домочадцы Шейбани хана и его узбеков пришли из Туркестана; [сам] Шейбани хан находился в окрестностях Ходжа-Дидара и Али-Абада. Увидя, что крепости столь [легко] сдаются, а люди так охотно возвращаются ко мне, Шейбани хан ушел с того места, где сидел, в сторону Бухары. С божьей помощью самое большее через три-четыре месяца крепости Сугуда и Мианкала[224] вернулись к нам. Баки тархан, воспользовавшись случаем, также явился и выступил в крепость Карши. Хузар и Карши тоже вышли из-под власти узбеков; Кара-Кул взял, [придя] из Мерва, человек Абу-л-Мухсин мирзы. Наши дела сильно пошли в гору.
После нашего ухода из Андиджана моя мать, родичи и домочадцы, испытав сотни затруднений и бед, пришли в Ура-Тепа. Послав туда человека, мы приказали доставить их в Самарканд. В эти дни от дочери Султан Ахмед мирзы Аиша Султан биким, — это первая женщина, с которой я заключил брачный договор, — родилась дочь, ее назвали Фахр ан-Ниса. Это был мой первый ребенок: мне в это время исполнилось девятнадцать лет. Через месяц или сорок дней она ушла к милости Аллаха.
После завоевания Самарканда от меня непрестанно, один за другим, ездили туда и назад к окрестным ханам, эмирам и пограничным владетелям гонцы и нарочные за помощью и поддержкой. Некоторые [владетели], несмотря на свой большой опыт, легкомысленно отказали мне; иные, которые совершили по отношению к нашей семье много неприличных и дурных поступков, от страха пренебрегли ответом, а другие прислали помощь, но это была помощь несущественная, как будет изложено и упомянуто о каждом из них в своем месте.
Когда я в этот раз вторично взял Самарканд, Алишер бек был еще жив. Ко мне однажды даже пришло от него письмо. Я тоже послал ему письмо и написал на обороте сочиненный мною тюркский стих; раньше,чем успел прийти ответ, начались неурядицы и смуты.
Захватив Самарканд, Шейбани хан сделал Муллу Беннаи своим приближенным; он находился при Шейбани хане. Через несколько дней после взятия нами Самарканда Мулла Беннаи пришел в Самарканд. Касим бек, заподозрив [Беннаи], отослал его в Шахрисябз. Вскоре после этого, так как он был способный человек и не совершил какого-либо проступка, мы приказали доставить его в Самарканд. Он постоянно сочинял касиды[225] и газали[226]; сложив один амаль[227] в ладу нава, он посвятил его мне и исполнил передо мной.
В это время Мулла Беннаи сочинил и прочитал такое рубаи[228]:
Ни зерна нет у меня, чтобы им питаться.
Ни одежды, чтобы в нее одеваться.
Тот, у кого нет ни пищи, ни одежды,
Как может усердствовать в науке и искусстве?
В те годы я сочинял по одному или два стиха, но не заканчивал газалей. Сочинив тюркское рубаи, я послал его [Мулле Беннаи]:
Рубаи
Все будет так, как хочет твое сердце.
О награде и жалованье будет отдан приказ.
То, что ты сказал о зерне и одежде, мне понятно,
Твой стан одежда украсит, а зерно наполнит твой дом.
Мулла Беннаи, сделав рифму последнего полустишия этого рубаи редифом[229], сочинил и произнес новое рубаи с другой рифмой:
Рубаи
Твой мирза, который будет царем суши и моря,
Станет в мире известным благодаря своему уму.
За одно бессмысленное слово мне оказано столько милостей.
Что же будет, если я скажу разумное слово?
В это время в Самарканд из Шахрисябза прибыл Ходжа Абул-л-Баракат-и Фираки. Он сказал: «Надо было сложить [стихотворение] с той же рифмой». Вот рубаи, которое сочинил Ходжа Абул-Баракат:
Рубаи
О несправедливости, которую совершила судьба, будет спрошено,
Султан великодушия попросит за нее извинения.
Пролилась моя чаша, о кравчий, хотя не была полна.
В этот круг моя пролитая [чаша] должна наполниться до краев.
В ту зиму наши дела сильно шли в гору, а дела Шейбани хана шли под гору. Между тем случилось одно-два события очень некстати. Люди, пришедшие из Мерва и взявшие Кара-Кул, не могли там удержаться, и Кара-Кул снова перешел во власть узбеков. В крепости Дабуси находился младший брат Ибрахим тархана по имени Ахмед тархан. Шейбани хан, придя, осадил ее. Прежде чем мы успели собрать войско, подготовиться и снарядиться, Шейбани хан взял крепость приступом и подверг всех жителей общему избиению.
Когда я взял Самарканд, со мной было двести сорок человек испытанных бойцов. За пять-шесть месяцев их, с помощью божьей, стало столько, что мы дали у Сар-и Пула бой такому человеку, как Шейбани хан; об этом будет упомянуто ниже. Из окрестных и соседних правителей пришли мне на помощь: от хана — Айуб Бекчик, Кашка Махмуд и барины[230] — четыреста, пятьсот человек, от Джехангир мирзы явился на подмогу младший брат Ахмеда Танбала Халил и с ним сто или двести человек. От такого многоопытного государя, как Султан Хусейн мирза, — никто ведь не знал дел и повадок Шейбани хана лучше мирзы — не явился на помощь ни один человек; от Бади' аз-Заман мирзы тоже никто не пришел, а Хусрау шах из страха не прислал никого. Он причинил нашему дому много зла, как уже было рассказано и упомянуто, и его страх перед нами был очень велик. В месяце шаввале[231] я двинулся в поход с целью дать бой Шейбани хану и выступил в сад Баг-и Нау. В Баг-и Нау мы простояли пять-шесть дней, чтобы собрать войско и подготовить для него снаряжение. Выйдя из Баг-и Нау, мы шли от привала к привалу и, миновав Сар-и Пул, остановились. Окрестности лагеря мы из осторожности сплошь укрепили препятствиями и рвом. Шейбани хан, придя с другой стороны, остановился близ Ходжа Кардзана. [Между нами] был примерно один йигач.
На этой стоянке мы провели четыре-пять дней. Наши люди с одной стороны и люди неприятеля с другой днем съезжались и перестреливались.
Однажды люди врага подъехали в большом множестве. Произошел жестокий бой. Ни на чьей стороне не было перевеса. Один наш знаменосец, слишком неосторожно отступая, попал в ров; некоторые говорили, что при нем было знамя Сиди Кара бека. Сиди Кара, хоть и был мастер говорить, но мечом действовал слабо.
В то время, Шейбани хан однажды ночью совершил на нас нападение. Окрестности лагеря были основательно укреплены сучьями и рвом. Шейбани хан подошел, но не мог ничего сделать. Стоя за рвом, враги издали несколько раз крики, метнули горсть стрел и отступили.
Я проявил [тогда] в боевом деле усердие и рвение, Камбар Али тоже был усерден. Баки тархан с тысячью или двумя вооруженных людей стоял в Кеше, через два дня он присоединился к нам. Сейид Мухаммед мирза Дуглат, который тоже пришел мне на помощь от Хана, моего дяди, с сотней или полуторастами человек, стоял в Деюле; до Деюла было четыре йигача ходу. На утро он присоединился к нам. Тут мы проявили поспешность и дали бой.
Стихи:
Легкомысленный быстро хватается рукой за меч,
Потом кусает зубами руку сожаления[232].
Причиной моего рвения было то, что в день битвы Восемь звезд стояли между обоими войсками, и если бы мы пропустили этот день, то Восемь звезд тринадцать или четырнадцать дней были бы у врага в тылу. Эти соображения ничего не стоят; мы поспешили без всякого оснований.
Утром, с намерением сражаться, мы облачились в кольчуги, надели на коней латы, построили правый край, левый край, центр и авангард и двинулись вперед. На правом краю стояли Ибрахим Сару, Ибрахим Джани, Абу-л-Касим Кухбур и еще несколько беков, на левом краю — Мухаммед Мазид тархан, Ибрахим тархан и самаркандские беки, а также Султан Хусейн Аргун, Кара Барлас, Пир Ахмед и Ходжа Хусейн. В центре находились Касим бек и еще некоторые близкие внутренние беки, в авангарде — Камбар Али-и Саллах, Банда Али, Миршах Каучин, Сейид Касим ишик-ага, Халдар, младший брат Али и Куч Хайдар, сын Касим бека. Все наличные храбрые йигиты и внутренние беки были приписаны к авангарду.
Когда мы построились и выступили, враги тоже появились с противоположной стороны в боевом строю. На правом краю у них стояли: Махмуд султан, Джанибек и Тимур султан, на левом краю — Хамза султан, Махди султан и еще некоторые султаны.
Когда ряды сблизились, враги стали заходить краем правого фланга нам в тыл; тут я повернулся к ним фронтом и наш авангард, куда были записаны все наличные йигиты, видавшие битвы и рубившиеся мечом, оказался на правой руке; перед ним не осталось ни одного человека. Все же мы отбили и оттеснили врагов, вышедших вперед, и прижали их к центру [их войска]; дело дошло до того, что некоторые старые вельможи Шейбани хана говорили, Шейбани хану: «Надо уходить, время стоять прошло», но он стоял твердо. Правый фланг врага, потеснив наш левый фланг, зашел нам в тыл. Так как наш авангард тоже остался на правой руке, то наш фронт оказался оголенным. Люди неприятеля напали на нас спереди и сзади и начали пускать стрелы. Но у войска моголов, которое пришло нам на помощь, не было сил для боя. Бросив сражаться, они начали грабить наших же людей и скидывать их с коней. Подобное бывало не раз; таков всегдашний обычай этих несчастных моголов: победив, они хватают добычу, а если их побеждают, они грабят своих же людей, скидывают их с коней и тоже хватают добычу.
Мы несколько раз нападали на противника и с боем оттесняли его; наши передовые тоже ходили в наступление. Люди, которые зашли нам в тыл, также приблизились и начали пускать стрелы прямо в наше знамя; они напали спереди и сзади и наши люди дрогнули. Великое искусство в бою узбеков эта самая «тулгама[233]». Ни одного боя не бывает без тулгама.
Вот еще один [способ нападения]: передние и задние, беки и нукеры, все вместе мчатся во весь дух, пуская стрелы; они тоже не отступают в беспорядке и скачут назад во весь опор.
Со мной оставалось десять или двенадцать человек; река Кухак была недалеко, край моего правого фланга упирался в реку. Мы потянулись прямо к реке. Было время половодья; достигнув реки, мы вошли в воду, как были — в кольчугах и в латах. Больше половины реки мы прошли прямо по дну, дальше было глубокое место. На протяжении полета стрелы мы вели лошадей вплавь в латах и в сбруе и так перешли реку.
Выйдя из воды, мы срезали и побросали латы. Когда мы перебрались на северный берег реки, то ушли от врага. Ведь большую часть [наших воинов] сбили с коней и раздели [не враги], а одни эти скверные моголы: моголы обобрали, сбили с коней и погубили Ибрахим тархана и еще множество самых лучших наших йигитов.
Мы двинулись по северному берегу реки Кухака и снова перешли реку близ [поляны] Кулбе. Было время между двумя молитвами, когда я вступил в город через ворота, Шейх-Заде и прибыл в арк.
Знатные-презнатные беки, хорошие йигиты — много людей погибло в этом бою: Ибрахим тархан, Ибрахим Сару, Ибрахим Джани; удивительно, что в одной битве пало три знатных бека, носивших имя Ибрахим. Еще нашли смерть в этом сражении Абу-л-Касим Кухбур, старший сын Хайдар Касим бека, а также Худай Берди Тугчи и младший брат Ахмед Танбала Халил, несколько раз упоминавшийся раньше; другие разбежались в разные стороны. Из них Мухаммед Мазид тархан ушел к Хусрау шаху в Хисар и Кундуз. Камбар Али-и Саллах могол [он был нашим самым любимым беком], встретив с нашей стороны такое внимание, не проявил в то время единодушия с нами. Вернувшись, он забрал из Самарканда свою семью и тоже ушел к Хусрау шаху.
Еще некоторые внутренние беки и йигиты, как, например Каримдад, сын Худайдад Туркмена, Джанике Кукельташ и мулла Баба-и Пашагири ушли в сторону Ура-Тепа. В то время Мулла Баба не был моим нукером и жил при мне в качестве гостя. Другие, например, Ширим Тагай со своими людьми [поступили таким образом]: когда они вошли вместе с нами в Самарканд и мы решили, посоветовавшись, ждать смерти или жизни внутри самаркандской крепости и запереть крепость, то хотя моя мать и сестры, старшая и младшая, находились в крепости, Ширим Тагай услал бывших с ним домочадцев, родичей и других людей в Ура-Тепа, а сам с несколькими воинами остался налегке в крепости.
Так бывало не однажды, всякий раз, когда наступали трудные обстоятельства, Ширим Тагай проявлял такую дряблость и отсутствие единодушия. На следующее утро я призвал Ходжу Абу-л-Макарима, Касим бека и всех беков и внутренних приближенных, а также йигитов и воинов, слово которых что-нибудь значило, и устроил совет. Мы решили запереть крепость и, живыми или мертвыми, оставаться там. Я, Касим бек и близкие ко мне внутренние беки и йигиты [должны были] остаться в резерве. Ради этого посреди города, на кровле медресе Улуг бек мирзы поставили шатер, и я находился там. Других беков и йигитов распределили по местам у ворот и на валу, вокруг крепости.
Через два-три дня, Шейбани хан пришел и стал лагерем довольно далеко от крепости. Простолюдины и чернь из каждого предместья и каждой улицы Самарканда, собираясь толпами и возглашая за меня свои простодушные молитвы, приходили к воротам медресе и бросались в бой. Шейбани хан, который выехал, чтобы сражаться, не мог даже подойти близко к крепости.
Несколько дней прошло таким образом. Чернь и простолюдины, никогда не знавшие ран от стрел или шашек и не видавшие сражений и боев в строю и на поле, осмелели от такого обращения и стали выходить все дальше и дальше. Если видавшие битвы йигиты удерживали этих людей от таких бесполезных вылазок, их принимались ругать.
Однажды, Шейбани хан начал бой у ворот Аханин. Простолюдины, которые сильно расхрабрились, как всегда смело и далеко вышли вперед. Им вслед послали нескольких конных йигитов. К Шутур-Гардану вышли мои молочные братья и близкие приближенные беки, как например Нойон Кукельташ, Кул Назар Тагай, Мазид и некоторые другие.
С вражеской стороны на них пустили своих коней два-три узбека; они схватились на мечах с Кул Назаром, но [прочие] узбеки спешились и ринулись вперед. Они потеснили простолюдинов и прижали их к воротам Аханин. Куч бек и Мир Шах Каучин спешились возле мечети Ходжи-Хизра и стояли там. Когда пеших потеснили, то ушедшие вперед конные собрались у мечети Ходжи-Хизра. Куч бек вышел вперед и хорошо рубился с вырвавшимися вперед узбеками. Он совершил выдающееся дело; все жители стояли и смотрели на бой. Внизу те, которые бежали, думали только о бегстве; время пускать стрелы или стоять и драться для них прошло. Я стрелял из самострела, стоя на воротах, некоторые мои приближенные тоже пускали стрелы. Из-за обстрела сверху враги не смогли пройти дальше мечети Ходжи-Хизра и отступили от нее.
Во время осады мы каждую ночь обходили кругом крепости по валу; иногда ходил и я, иногда — Касим бек, иногда — еще кто-нибудь из беков или приближенных. От ворот Фируза до ворот, Шейх-Заде можно было проехать по валу на коне, в других местах шли пешком. Те, которые совершали весь обход пешком, заканчивали один круг к рассвету.
Однажды, Шейбани хан повел бой между воротами Аханин и воротами Шейх-Заде. Так как я был в резерве, то едва там начался бой, я отправился туда. Воротам Газуристан и воротам Сузангаран мы не уделили внимания. В этот день, стоя у самых ворот Шейх-Заде, я метко поразил стрелой из самострела лошадь одного начальника конной сотни; лошадь сразу околела со стрелой [в теле]. Между тем враги так сильно насели, что дошли до подножия вала возле Шутур-Гардана. Занятые битвой и сражением в этом месте, мы совсем забыли о другой части города. Враги заготовили там двадцать пять или двадцать шесть лестниц, каждая такой ширины, что по ней могли, подняться три или [по крайней мере] два человека в ряд. Шейбани хан спрятал в засаде между воротами Газуристан и воротами Сузангаран семьсот или восемьсот отборных йигитов с этими лестницами, а сам вел сражение в другой стороне.
Пока мы были всецело заняты битвой в этом месте и валы оставались пустыми, те люди выскочили из засады, быстро подошли и разом приставили лестницы к валу между двумя воротами, напротив двора Мухаммед Мазид тархана. В этом месте был пост Мухаммед Кули Каучина с отрядом йигитов; эти йигиты находились во дворе дома Мухаммед Мазид тархана. У ворот Сузангаран был пост Кара Барласа, у ворот Гузаристан — пост Ширим тагая, его братьев и Кутлук Ходжи Кукельташа. Так как бой шел в другой стороне то люди, поставленные на постах, были беспечны; их рабы и прислужники разошлись по своим делам — домой или на базар. Беки, начальники постов, остались там с одним или двумя простолюдинами и бродягами,
Куч бек, Мухаммед Кули Каучин, Шах Суфи и еще один йигит очень хорошо сражались и совершили смелые дела. Некоторые воины неприятеля взобрались на вал, другие еще лезли вверх; упомянутые четыре человека, подбежав бегом, начали рубиться и здорово драться; они сбросили врагов вниз и обратили их в бегство. Лучше всех действовал Куч бек, и это был один из его достохвальных и замечательных подвигов; во время этой осады руки Куч бека дважды совершали превосходные дела.
Кара Барлас также остался один на посту у ворот Сузангаран; он тоже прекрасно держался. Кутлук Ходжа Кукельташ и Кул Назар мирза стояли на постах у ворот Газуристан. Они тоже с немногими людьми хорошо держались и прекрасно стреляли во врагов сбоку. Другой раз Касим бек во главе своих молодцев выехал из ворот Сузангаран, отогнал узбеков до Ходжа-Кафшира, свалил с коня несколько человек, отрезал им головы и вернулся.
Настала уже пора созревания хлебов, однако никто не привозил нового хлеба. Дни осады продлились, и люди терпели большие лишения; дошло до того, что бедные и нуждающиеся стали есть собачье и ослиное мясо. Так как корм для коней сделался редкостью, то люди давали коням листья деревьев. При этом по опыту оказалось, что из всех листьев лучше всего годятся коням листья тута и карагача. Некоторые строгали сухое дерево, бросали стружки в воду и давали коням.
Три или четыре месяца Шейбани хан не подходил близко к крепости; он кружил вокруг крепости издали, переходя с места на место. Однажды ночью, когда наши люди его не ждали, он подошел около полуночи со стороны ворот Фируза. Враги били в барабаны и издавали боевые крики. Я находился в это время в медресе. [В городе] поднялась великая тревога и суета. После этого враги каждую ночь приходили, били в барабаны, кричали и поднимали шум. Я рассылал во все концы и края послов и нарочных, но ни от кого не пришло помощи и поддержки. Когда я был силен и могуч и не терпел поражений и лишений, мне не оказали помощи и поддержки; с какой же стати мне стали бы помогать в такое [трудное] время?
Защищаться и выдерживать осаду, надеясь на помощь [других], было неосновательно. Древние говорили: «Чтобы удержать крепость, надобна голова, надобны две руки и надобны две ноги. Голова — это полководец, две руки — это подкрепление и помощь, приходящая с двух сторон, две ноги — это вода и припасы в крепости».
Мы рассчитывали на помощь и поддержку соседних и окраинных владетелей, но у каждого из них были свои планы. Столь смелый и опытный государь, как Султан Хусейн мирза, не оказал нам никакой помощи и не прислал даже посла, чтобы укрепить наше сердце, а к Шейбани хану он отправил послом во время осады Камал ад-дин Хусейна Газургахи.
Танбал пришел из Андиджана в окрестности Бискета. Ахмед бек и его люди вывели Хана навстречу Танбалу. Они встретились лицом к лицу около Лаклакана и сада Турак, но боя и сражения не последовало, и они разошлись. Султан Махмуд хан был не боевой человек, он был совершенно лишен дара к воеводству; когда он стоял напротив Танбала, то в его словах и поступках проявилось малодушие. Ахмед бек был человек простой, но смелый и преданный; он выразился очень резко и сказал: «Чего стоит этот Танбал, что вы так беспокоитесь и колеблетесь? Если ваши глаза боятся, завяжите глаза, и пойдем на него».

AvvalgiI-часть Keyingi

↑ Бабур ведет летоисчисление годами хиджры. 899 год хиджры соответствует 1494 году нашей эры. 899 г. хиджры = 1494 г. н. э. (далее обе даты даются через знак равенства без указания летоисчисления).

↑ В настоящее время Фергана (площадь ок. 20 000 км2) входит в состав трех среднеазиатских республик: Ферганская, Андижанская и Наманганская области — Республика Узбекистан, Ходжендская область — Республика Таджикистан, Ошская область — Республика Кыргызстан.

↑ Климат. По представлению средневековых восточных ученых, известный тогда мир делился по широтам на семь климатов (иклим). Фергана — область пятого климата.

↑ Кашгар (Кашгария) — южная часть провинции Синьцзян (Китай) с главным городом Кашгар, расположенным на реке того же имени. С древнейших времен — важный транзитный, пункт в торговле Средней Азии, Афганистана и Индии с Дальним Востоком.

↑ Самарканд — один из древнейших городов Средней Азии; столица Тимура и его преемников.

↑ Бадахшан — горная область в верховьях Аму-Дарьи, на ее притоках Пяндж, Кокча и Бадахшан. На западе Бадахшан граничит с Кундузом, на востоке — с Кашгаром, на юге — с Кафиристаном. До XVI в Бадахшан управлялся собственными «шахами», возводившими свой род к Александру Македонскому.

↑ Отрар (Янги) — ныне развалины на месте одного из древних городов Средней Азии, находящиеся на правом берегу р. Сыр-Дарьи, у впадения в нее р. Арысь.

↑ Ходженд (Ходжент) — бывший город Ленинабад, Республика Таджикистан, расположенный на левом берегу р. Сыр-Дарьи, у впадения в нее р. Ходжа-Бакирган. Благодаря своему выгодному положению у входа в Ферганскую долину, город с древних времен играл значительную роль в экономике Средней Азии.

↑ Сей –хун (Воды Ходженда) — средневековое название реки Сыр-Дарьи

↑ Финакет (точнее Банакат) - город и область у впадения в Сыр-Дарью ее правого притока р. Ангрен. Тимур, восстановивший город после монгольского нашествия, назвал его в честь старшего сына Шахрухией. Ныне на его месте руины.

↑ Туркестан 1. Историко-географичёский термин, прилагаемый к обширной (свыше 3 млн. км2) территории в Средней и Центральной Азии, от Каспийского моря до Монголии и от Аральского моря до Сев Афганистана. 2. Город на правом берегу р. Сыр-Дарьи в Южно-Казахстанской обл. республики Казахстан.

↑ Андиджан (Андукан, совр. Андижан) - областной город Республики Узбекистан, известен с IX в.

↑ Мавераннахр по-арабски — «то, что за рекой» (Джейхун), т.е. области, расположенные в междуречье Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи.

↑ Кеш — ныне город Шахрисябз в Кашка-Дарьинской области, Узбекистан. Издавна важный пункт на торговом пути между Балхом и Самаркандом. Кеш — родина Тимура.

↑ Арк — цитадель.

↑ Мир Алишер Навои — великий узбекский классический поэт (ум. в 906/1501 г.). О нем см. далее в «Записках».

↑ Герат — древний город на р. Гери-Руд (Сев. Афганистан, см. Карта). Как узел дорог с севера на юг и с востока на запад издавна играл большую роль. При Тимуридах был выдающимся центром культуры, где жил и творил великий классический узбекский поэт Алишер Навои.

↑ Ош — один из древнейших городов Ферганской долины на пути из Средней Азии в Индию и Китай. Расположен в южных предгорьях Алайского хребта, по обоим берегам р. Акбуры. Ныне — областной город Республики Кыргызстан.

↑ Йигач — неопределенная мера расстояния около шести километров.

↑ Султан Махмуд хан — «Старший хан», дядя Бабура, см. далее. 902 = 1496 — 1497 гг.

↑ Xуджра — ниша, келья, комната; в данном случае — беседка.

↑ Айван — открытая с одной стороны беседка.

↑ Омар Шейх мирза — отец Бабура, о нем далее следует рассказ самого автора (стр. и последующие).

↑ Маргинан (Маргелан) — древний город Ферганы, расположен в предгорьях Алайского хребта, в 12 км к северу от областного города Ферганы.

↑ Кийик — дикий козел.

↑ Бухара — древнейший город Средней Азии. С приходом к власти узбеков Шейбани хана она стала фактически столицей страны, хотя номинально столицей продолжался числиться Самарканд, где происходила коронация ханов на «Сером камне».

↑ Xидая (б. руководство) — классический сборник по мусульманскому законоведению ханифитского толка. Составил его Ферганский уроженец Бурхан ад-дин Али б. Абу Бекр ал-Фергани ал-Маргинани ар-Риштани (ум. в 593/1197), он был из сел. Риштан в районе Маргинана.

↑ Исфара - населенный пункт на одноименной реке в Ходжендской области Республики Таджикистан.

↑ Шери — мера расстояния около двух километров.

↑ Кари — мера длины около 70 см (1 аршин).

↑ Булук — единица административного деления, округ.

↑ Варух — населенный пункт в верховьях реки Исфара, в Ходжендской обл. Республики Таджикистан.

↑ Сух (Сох) — населенный пункт в верховьях одноименной реки южнее Коканда в Ферганской области, Республика Узбекистан.

↑ Мухаммед Шейбани хан, именуемый часто Бабуром просто «Узбек» — его противник (906/1500 — 915/1510). К 906/1500 г. Шейбани успешными союзами, активными военными действиями и другими средствами овладел Мавераннахром, вытеснив оттуда Бабура.

↑ Алача хан — Султан Ахмед хан, дядя Бабура.

↑ Ташканд (Ташкент). Впервые достоверное упоминание о Чаче (Шаш, древнее наименование населенного пункта на месте Ташкента) имеется в китайских хрониках III в. Ранее всех упоминает название Ташкент в своем труде «История Индии» знаменитый узбекский ученый Абу Райхан ал-Бируни (ум. в 440/1048 г.). В XV в. Ташкент входил в состав владения деда Бабура со стороны матери, Юнус хана.

↑ Ходжа Камал — по-видимому, имеется в виду современник Хафиза поэт Камал ад-дин Ходженди (ум. в 792-1390 г.).

↑ Буга (буку) — марал, самец марала. Марал — подвид благородного оленя (семейство оленей Cervidae).

↑ Канд-и Бадам (Канибадам) — районный центр Ходжендской обл. Республики Таджикистан, в переводе значит «Город миндаля».

↑ Хурмуз (Ормуз) — небольшой остров у южных берегов Ирана юго-западнее современного порта Бендер-Аббас в проливе того же названия.

↑ Хиндустан (Индостан) — персидско-таджикский географический термин — «страна индийцев», Индия.

↑ Ахси (Ахсикет) — древний город Ферганы и столица в X в. Расположен был на правом берегу р. Сыр-Дарьи у впадения в нее Касансая (ныне сохранились лишь развалины).

↑ Касан — населенный пункт на р. Касансай в Наманганской обл., Республика Узбекистан.

↑ Табулгу — по-видимому, гребенщик (Tamarix), дикорастущий кустарник с весьма твердой и тяжелой древесиной, в сыром виде тонущей в воде. В безлесной Средней Азии служит поделочным материалом.

↑ Ябрух ас-Санам — мандрагора, южное ядовитое травянистое растение из семейства паслёновых с широкими листьями и толстым длинным корнем.

↑ Аик - ути — «медвежья трава», то же что мандрагора.

↑ Михр-гиях — «любовная трава», другое название мандрагоры.

↑ Юнус хан — дед (по матери) Бабура.

↑ Джагатайские ханы — потомки второго сына Чингиза, Джагатая (Чагатая).

↑ Моголистан — термин средневековых восточных историков, прилагавшийся к северовосточной части Туркестана, заселенной по преимуществу монголами.

↑ Чачские луки, сделанные из дерева, славились тем, что не боялись сырости, тогда как монгольские, клееные из небольших кусочков дерева и рога, отсырев, выходили из строя

↑ 908 = 1502 — 1503 гг.

↑ Понедельник 4 рамазана 899 = 8 июня 1494 г.

↑ Гоньба голубей — забава, которой увлекались феодалы не только на Западе, но и на Востоке.

↑ 860 = 1456 г.

↑ Диван — в данном случае канцелярия. Слово имеет и ряд других значений:государственная канцелярия, высший правительственный орган и отдельные ведомства;официальный прием;высший чиновник гражданской администрации (сокр. от сахиб диван, т. е. возглавляющий высшее ведомственное учреждение);сборник стихотворений поэта, состоящий из газалей с рифмой на все буквы арабского алфавита от алифа до яй.

↑ Ханифит — последователь одной из четырех канонических школ мусульманского законоведения, ханифитской, основанной имамом Абу Ханифа (ум. в 150 = 767 г.).

↑ Мурид — последователь суфийского наставника — муршида (пир, шейх), готовящийся к вступлению в суфийское дервишское братство

↑ Ходжа Убайд Аллах Ахрар (ум, в 895 = 1498 г.) — один из наиболее реакционных представителей среднеазиатского дервишества, игравшей значительную, но неблагодарную роль в политической и культурной жизни Самарканда во второй половине XV в.

↑ Пятерица (араб. Хамса) — литературное произведение из пяти поэм. Наиболее популярны на Востоке Пятерицы поэтов Низами (XIII в.), Хосрова Дихлеви (XIV в.) и узбекского классика Алишера Навои (XV в.).

↑ Месневи — двустишие, отсюда собирательно-поэтическое произведение из двустиший.

↑ Шах-наме — героический эпос Ирана и Таджикистана, объединенный в XI в. в поэму под этим названием великим поэтом Фирдоуси.

↑ Хорасан — весьма неопределенное в отношении границ географическое понятие. В разные периоды в Хорасан входили области от Герата до Западного Ирана. Ныне — сев. - вост. провинция Ирана, пограничная с Республикой Туркменистан, с главным городом Мешхед.

↑ Йигит — удалец, молодец.

↑ Нард — распространенная, особенно в Закавказье и Иране, игра; заключается в бросании костей и передвижении затем по особым ячейкам фигур, напоминающих шашечные. Схожа с европейской игрой трик-трак.

↑ Теге - Саграган — буквально «козел прыгнул» смысл названия ясен из контекста.

↑ Xавас — населенный пункт Ходжендской обл., Республика Таджикистан, станции Урсатьевская Среднеазиатской жел. дор.

↑ Ура-Тепа — очень древний город в предгорьях Туркестанского хребта, теперь районный центр Ходжендской обл., Республика Таджикистан.

↑ Сайрам — позднейшее название селения в бассейне р. Арысь, правого притока р. Сыр-Дарьи, в окрестностях которого находятся руины древнего Исфиджаба (Испиджаб), центра одноименной обширной области.

↑ Чирчик (Чир, Парак) — правый приток р. Сыр-Дарьи, в долине которого расположен гор. Ташкент (Шаш, Чач).

↑ Балх — современный город на одноименной реке в Сев. Афганистане. В древности на его месте был город Бактры, столица Бактрианы.

↑ Шах Исмаил — основатель персидской династии Сефевидов (907 = 1502 — 930 = 1524), в сражении под Мервом в ша'бане 91б = декабре 1510 г. нанесшей поражение Шейбани хану,

↑ Мерв — один из древнейших городов Средней Азии, руины которого находятся в 30 км восточнее гор. Мары, Республики Туркменистан, в древности — столица области Маргианы.

↑ Кундуз — город на правом берегу реки Сурхаб (Кундуз), левого притока, р. Пяндж, в провинции Каттаган Афганистана.

↑ Кукельташ — молочный брат. Кукельташи весьма почитались, часто приравнивались к ближайшим родичам.

↑ Хутталан, или Хуттал — область между реками Пяндж и Вахш; важнейшая часть ее находится в районе современного Куляба, по долине реки Куляб-Дарья, Республики Таджикистан.

↑ «...во время безвластия...» Под временем безвластия Бабур подразумевает те периоды, когда он не распоряжался каким-либо владением.

↑ Улуг бек — внук Тимура, знаменитый узбекский астроном и ученый (см. дальше примеч. к странице 68).

↑ Ирак — по-видимому, имеются в виду юго-западные провинции Ирана.

↑ Тебриз (Тавриз) - главный город третьего астана (области) Ирана, центр Иранского Азербайджана.

↑ Шираз — главный город седьмого астана в Иране, центр Фарса.

↑ Нукер — термин, близкий по значению к русскому «дружинник».

↑ Улус — термин, означающий как народ, так и населяемую им территорию; употребляется в смысле «удел», «владение».

↑ Туман — (основное значение — 10 000) — как термин обозначал крупную войсковую часть, которая подразделялась на хазара (тысяча), сада (сотня), даха (десяток). Позже на этой основе возникло административное деление территории на туманы — округа, с которых вербовались 10 000 (обычно менее) воинов, либо собирались налоги на содержание такого количества их.

↑ Сагаричи (Сагардж) — ныне руины на сев. - зап. от Самарканда, ниже по Заравшану, в 4 км от Янги-Кургана. При Тимуридах и несколько позже был центром одноименного тумана.

↑ Кандахар — город и область в Афганистане. Происхождение названия восходит к Гандхаре. Первая столица афганского государства (1747), ныне главный город одноименной провинции.

↑ 911 = 1505 — 1506 гг.

↑ Хайдар мирза — полное имя его Мухамед Хайдар мирза гурган Дуглат (ум. в 958 = 1551 г.) — автор другого, менее известного тома мемуаров под названием «Тарих-и Рашиди».

↑ Искандер, сын Файлакуса — искаженное от Александр, сын Филиппа, Македонский.

↑ Ханике хан, т. е. ханич, ханский сынок.

↑ Калмаки — название тюркского племени, но часто «калмаками» именуют калмыков.

↑ Ишик-ага — господин (дворцовых) дверей, камергер; одна из высших должностей при дворе Тимуридов.

↑ Шигаул (шагаул) — главный писец; он мог также выполнять роль курьера.

↑ Дизак (Джизах, Джизак) — населенный пункт Самаркандской обл., Республики Узбекистан.

↑ Абу-л-Касим Бабур (Бабер), сын Байсункар мирзы, внук Шахруха - правитель, из династии Тимуридов (ум. в 861 = 1459 г.).

↑ Каучин — тюркский род.

↑ Xума (Гумаюн, Феникс) — легендарная птица. По поверью, человек, осененный тенью ее крыльев якобы обретает счастье.

↑ Чавган — деревянный молоток на очень длинной рукоятке, употребляемый для игры в поло (поло — от тибетск. «пулу» — мяч).

↑ Масча (Матча) — горный район и населенный пункт в верховьях р. Зеравшан в Ходжендской обл., Республики Таджикистан.

↑ Xусрау шах — один из мелких владетелей в период последних Тимуридов, переходивший со своими отрядами то к одному, то к другому из враждовавших между собой претендентов на власть.

↑ 910 = 1504 — 1505 гг.

↑ Хазарейцы (Хазара) — монголы по происхождению, говорящие на таджикском (персидском) языке; основное по количеству население Афганистана. Название происходит от хазар (отсюда хазара, см. примеч. (стр.) — тысяча.

↑ Xумаюн — сын и наследник Бабура.

↑ Тагай (Тагаи) — дядя по материнской линии.

↑ Яда (нефрит), которому поверье приписывало многие чудодейственные свойства, в том числе способность вызывать дождь.

↑ Лагари — прозвище «Тощий».

↑ Чар-баг — букв, «четыре сада», т. е. виноградник, фруктовый сад, парк и огород (баштан); здесь — загородный сад с дворцом.

↑ 5 рамазана 899 = 9 июня 1494 г.

↑ Намазгах — место для молитвы, большая загородная площадь.

↑ Узгенд (Узген) — древний город Ферганы (в X в. был столицей государства Караханидов), теперь районный центр Ошской обл., Республика Кыргызстан.

↑ Кази (казий) — судья.

↑ Куба - современный Кува, центр одноименного района Ферганской обл.

↑ Тархан (от тюрк, тар — подарок и хан) — лицо, за особые заслуги освобожденное от повинностей и имеющее ряд других льгот.

↑ Xотан — оазис с одноименным городом по среднему течению р. Тарим, в южной части Синьцзяна.

↑ Шавваль 899 = 5 июля — 3 августа 1494 г.; середина месяца — 19 июля. 855 = 1451 г.

↑ Замин — старый населенный пункт по течению р. Заамин-Су (юго-восточнее Джизака). в Самаркандской области.

↑ Ханзаде (ханзада) — в точности соответствует русскому «царевич» (в данном случае, как мы видим, царевна).

↑ Тахаллус — литературный псевдоним, включаемый в конечный стих каждого произведения поэта.

↑ Мухтасиб — в средние века лицо, ведавшее полицией нравов, т. е. хисбат. На его обязанности лежал обход в сопровождении помощников улиц, базаров и наблюдение за тем, чтобы купцы не обмеривали покупателей: мухтасиб также наблюдал за нравственностью горожан; наказание нарушителям (обычно палочные удары) следовало тут же.

↑ Оглакчи — участник козлодрания (улак, кок-бура, байга). Очевидна, успех в этом спорте закреплялся соответствующим прозвищем.

↑ Кобуз — род музыкального инструмента.

↑ Саз — струнный музыкальный инструмент.

↑ Дабусия — древняя крепость (Кала-и Дабуси), от которой сохранились развалины около сел. Зиаддин, возле Самарканда.

↑ Аргун — тюркское племя.

↑ Уйгур — название древнего тюркского народа (вернее союза тюркских племен, обитавших в Восточном Туркестане).

↑ Кок-Сарай — один из дворцов, описание которого дает сам автор (на стр. 62).

↑ Раби' II 900 — январь 1495 г.

↑ 857 = 1453 г.

↑ Дирхем — серебряная монета неопределенной ценности, первоначально соответствовала 1/20 части динара, т. е. примерно 20 коп. золотом.

↑ Андхуд (Андхой) — город в области Меймене (Сев. Афганистан), около которого находятся развалины некогда большого города.

↑ Кафиристан (совр. Нуристан) — сев. - вост. горный район Афганистана, некогда населенный кафирами, т. е. немусульманами.

↑ Тугра — обычно выполненный в виде вязи шифр из имен и титулов султана, помещаемый в начале дипломов, фирманов (указов).

↑ Гази — «победитель неверных».

↑ Хиндукуш — отроги Гималаев, юго-восточнее Памиров (Кух-и Бобо, Сиях Бабук, Парапамиз).

↑ Аму-Дарья. В X в. у Бируни река носит название Вахш, Вахш-Аб, по имени гения (малак) воды — Вахш. Теперь это название сохранилось только за ее правым притоком, ниже слияния которого с р. Пяндж река получает название Аму-Дарья.

↑ Барлас — тюркский род, из которого происходит Тимур.

↑ Xутба — молитва, содержащая прославление правящего государя, которую читает в соборной мечети хатиб (чтец, имам); также называется молитва о вступлении нового государя.

↑ Ша'бан (900) -27 апреля — б мая 1495 г.

↑ «...возвести валы»... — сооружения у стен осажденного города, господствующие над ним, чтобы не давать возможности находящимся в осаде высовываться из-за стен и обстреливать осаждающих.

↑ Шавваль 900 = 25 июня — 24 июля 1495 г.

↑ «...повесив меч и колчан на шею...» — в знак покорности.

↑ Кутас (котас) — горный бык.

↑ Халифа — точнее Низам ад-дин Али Халифа — соратник Бабура, достигший позже больших постов в его администрации в Хиндустане.

↑ 908 = 1502 — 1503гг.

↑ Бахши — тюрко-монгольское слово, имеющее два значения: 1) воинский казначей и писец; 2) придворный лекарь (позже — знахарь, занимающийся лечением с помощью заговоров).

↑ Кара-Тегин — до недавнего времени район в Республике Таджикистан, в верховьях р. Вахш-Сурхоб, с центром Гарм; ныне этот горный район в особую административную единицу не выделяется.

↑ Рамазан 901 = 14 мая — 13 июня 1496 г.

↑ Дарбан — привратник.

↑ Бакаул — особо доверенный слуга, пробовавший пищу, прежде чем ее подадут государю.

↑ Карши (древн. Нахбеш, Несеф) — областной центр Республики Узбекистан.

↑ Шарбатчи — кравчий.

↑ 4 шавваля 901 = 16 июня 1496 г.

↑ Кухак — старое название реки Зеравшан.

↑ Мулла Беннаи — о нем дальше расскажет сам Бабур в главе о замечательных людях его времени (стр. 187 и сл.).

↑ Мухаммед Салих — историограф Шейбани хана, написавший Шейбани-наме.

↑ Шираз — в данном случае имеется в виду не одноименный город в Иране, а центр Ширазского тумана под Самаркандом.

↑ Рамазан — название 9-го месяца мусульманского лунного календаря; месяц поста, в 902 г. падает на период 3 мая — июня (1497 г.).

↑ Даруга (монгольский термин) — правитель, градоначальник. При Тимуре и Тимуридах — комендант города, имевший и полицейские полномочия (иногда называют шихне).

↑ Курук (куруг) — 1. Место, запрещенное для посторонних, предназначенное для царских особ с семейством. Заповедник. 2. Занятие местности для летней кочевки ханов.

↑ Ям — населенный пункт Самаркандской обл. (у ст. Ломакино Ср.-Аз. ж. д., восточнее Джизака).

↑ Xиабан (хиаван) — место общественных прогулок, бульвар с аллеями вдоль арыков (оросительных канав).

↑ Садр — одно из высших званий при Тимуридах.

↑ Курух — мера расстояния, приблизительно около 2 км.

↑ Чапук — «украшенный шрамом».

↑ Ургут — населенный пункт Самаркандской области, юго-восточнее т. Самарканда.

↑ Юрт — территория для кочевья, место стоянки; в данном случае ханское кочевье и лагерь.

↑ В Хайдарабадском списке эта фраза, видимо, неправильно переписана с оригинала. Поэтому в переводе М. А. Салье, опубликованном в 1958 г., она звучит так: «... что отец на отца и сын на сына...» Сравнение Хайдарабадского списка «Бабур-наме» с изданием Н. Ильминского позволило внести необходимое исправление в текст, и теперь фраза прозвучала так: «... отец на сына и сын на отца...» См.: Издание «Бабур-наме» Н. Ильминского, Казань, 1857 г.

↑ Среда 1 рамазана 902 = 3 мая 1497 г.

↑ Волчий мир — вынужденный мир.

↑ Чаршанбе — означает среда (день недели).

↑ Мискин — бедняк, беспомощный.

↑ В созвездии Весов (Мизан) солнце вступает 24 сентября.

↑ Раби' 1 903 = 28 октября — 27 ноября 1407 г.

↑ Указанные Бабуром координаты Самарканда (40°40' и 99°56' д.) трудно согласовать с существующими, т. к. пока не установлено, от какого меридиана вели средневековые географы отсчет. (Действительно координаты — 39° 7 с.ш. и 67° 0 в. д.).

↑ Осман — третий «правоверный халиф» (23 = 644 — 35 = 656).

↑ Кусам ибн Аббас — двоюродный брат Мухаммеда, убитый, якобы, вскоре после прибытия в 56 = 676 г. в Самарканд. До недавних пор его гробница — Шах-и Зинда (Живой царь) служила объектом поклонения.

↑ Симизкент — букв. «Жирный город».

↑ Сунниты — мусульмане, признающие наряду с Кораном также сунну в качестве религиозно-законоведческого авторитета. [Сунна (араб, предание, обычай) — созданное в первые века ислама собрание преданий о действиях и поступках Мухаммеда (т. н. хадисы, см. примеч. ниже к Сахих Бухари)]. Шииты, добавляя к хадисам и известия о деяниях имамов (первых потомков дочери Мухаммеда), отличаются от суннитов еще тем, что признают «правоверным халифом» только 4-го - Али.

↑ Шейх Абу Мансур Матуриди — средневековый теолог (ум. в 332 = 944 г.) уроженец вышеназначенного Матурида.

↑ Сахих Бухари — имеется в виду авторитетный на Востоке «Истинный сборник», составленный теологом Абу Абд Алла Мухаммед Исмаил ал-Бухари (ум. в 256 = 870 г.) Он содержит хадисы (предания) о словах и поступках, приписываемых Мухаммеду.

↑ Абу Ханифа — «Великий имам». Ну'ман б. Сабит (ум. в 150 = 767 г.) известный мусульманский законовед, основатель школы ханифитов и автор сочинения «Великий фикх» (Великое законоведение).

↑ «И вот воздвигает Ибрахим основы...» — цитата из Корана (гл. 1, ст. 24).

↑ Медресе (Мадраса) — высшее мусульманское духовное училище.

↑ Xанака — обитель дервишей, странноприимный дом.

↑ Ислимские узоры — род орнамента, употребляемого главным образом для резьбы по дереву.

↑ Кибла (кыбла) — направление, куда обращаются мусульмане лицом во время молитвы (Мекка).

↑ Обсерватория Улуг бека функционировала в первой половине XV в. в Самарканде. Построена была в 1434 г. великим узбекским ученым Улугбеком.

↑ Гургановы таблицы (окончены в 847 = 1444 г.) — известные астрономические таблицы, в составлении которых принимали совместно с Улугбеком участие астрономы Казизаде Руми, Гияс ад-дин Джемшид, Али Кушчи. Название таблицы получили по титулу Улугбека «гурган».

↑ Насир ад-дин Туси — известный ученый и астроном (ум. в 672 = 1274 г.); им переведены на персидский язык «Начала» Эвклида и «Алмагест» Птоломея.

↑ Марага — город в Иране, в 35 км на восток от оз. Урмия, прославившийся построенной Хулагу (XIII в.) обсерваторией; здесь Насир ад-дин Туси вел наблюдения и написал свои таблицы «Зидж-и Ильхани», посвященные Ильхану Хулагу.

↑ Хулагу хан (654 = 1256 — 668 = 1265) — основатель династии персидских монголов, получивших название Хулагуидов.

↑ Ма'муновы таблицы — переработка звездного каталога из «Алмагеста» знаменитого древнегреческого астронома Клавдия Птолемея (араб. — Битлимус, ок. II в. до н. э.), сделанная известным узбекским астрономом Мухаммедом б. Муса ал-Хорезми (IX в.) в Багдаде для халифа Ма'муна (198 = 813 — 218 = 833), которому они и посвящены.

↑ Бикрамаджит Хинду (индиец), точнее, Викрамадитья (Викрама) — царь Уджайны в Западной Индии, у северного склона хребта Виндхья. В 544 г. им была одержана победа над иноземными врагами, в память чего он установил новое летоисчисление (эру), носящее его имя. Начало его было отнесено на 600 лет назад от годы победы, т. е. на 56 г. до н. э. Этой эрой пользуются в некоторых местах Индии поныне. Упоминаемый Бабуром 1584 г. по этому летоисчислению соответствует 1528 (934) г.

↑ Чил - Сутун — Сорок колонн.

↑ Чинни — фарфор.

↑ Самаркандская бумага. Лучшая на Среднем Востоке бумага в средние века (расцвет производства падает на XV — XVI вв.) была из Самарканда и носила название самаркандской. Доныне сохранились во многих коллекциях рукописи на этой бумаге, не утратившей своих превосходных качеств и прочности.

↑ Малиновый бархат и темно-красного цвета известен был и на Руси (под названием «бархат червчатый»).

↑ В Средней Азии до недавних времен был принят расчет при распределении драгоценной для поливов воды мерой в виде количества, необходимого для работы водяной мельницы в один жернов.

↑ Кисра – титул персидских царей – Сасанидов (Хосрой, Хосров), правивших в Иране до 625г. н. э.

↑ Миср — Египет.

↑ Шам — Сирия.

↑ Тарих — хронология, дата, история; в данном случае стихотворение-хронограмма, числовое значение букв двух его слов (Аббас кушт — Аббас убил) составляют дату события — 853 ( = 1449) г.

↑ Раджаб 903 = 23 февраля — 25 марта 1498 г.

↑ Мирахур — конюший.

↑ Рикабдар — стремянный.

↑ Рамазан 903 = 23 апреля — 23 мая 1498 г.

↑ Убадж (Увадж) — одна из немногих переправ через Аму-Дарью у впадения р. Кафирниган.

↑ Саманчи — хранитель обиходных предметов при дворе государя.

↑ Бамиан — река и урочище (до монголов и город) в 150 км на сев. - запад от Кабула; из этой высокогорной долины ведет перевалы через Хиндукуш, которыми проходили все завоеватели Индии.

↑ Дастарпеч — особый слуга в обязанности которого входило наматывание чалмы своему господину.

↑ Мангит — тюркское племя, родственное ногайцам.

↑ Зу-л-ка'да 904 = 10 июня — 1 июля 1499 г.

↑ 18 мухаррама 905 = 24 августа 1499 г.

↑ В издании Н. Ильминского — Маду.

↑ 10 мухаррама 905 = 17 августа 1499, г

↑ Насталик — род почерка.

↑ Наманган — город на правом (северном) берегу Сыр-Дарьи ныне — центр одноименной области Республики Узбекистан.

↑ Конец раджаба 905 = конец февраля 1500 г.

↑ Ша'бан 905 = 2 марта — 31 марта 1500 г.

↑ Данаг (данг) — мелкая разменная монета 1/6 дирхема. Как мера веса — около 0,5 г. Дирхем (дирам, из греч. «драхма») — серебряная монета, содержащая около 3 г серебра; как мера веса.

↑ Фельс — мелкая медная монета.

↑ Дастархан — угощение и скатерть, на которой оно подается.

↑ «Они убивали узбеков на улицах камнями и палками» — под узбеками здесь подразумеваются враждебные Бабуру кочевые узбекские племена, пришедшие с Шейбани ханом.

↑ Мианкал (Миянкаль) — большой остров в среднем течении Зеравшана (ниже Самарканда), образуемый двумя его рукавами — Ак-Дарья и Кара-Дарья, длина острова около 100 км.

↑ Касида (касыда) — ода, поэма (обычно более 15 стихов) панегирического или дидактического содержания.

↑ Газаль (газель) — короткое лирическое стихотворение.

↑ Амаль — разновидность музыкального произведения.

↑ Рубаи — четверостишие, точнее строфа, состоящая из четырех полустиший.

↑ Радиф (редиф) — б. «последовательность»; в стихосложении так называется слово, непосредственно следующее за рифмой (кафия) и являющееся как бы второй, незаменяемой ее частью.

↑ Барин — тюркский род.

↑ Шаввал 906 = 20 апреля — 19 мая 1501 г.

↑ «Легкомысленный быстро...» — стих из Бустана, Са'ади.

↑ Тулгама – тюркский военный термин, обозначающий нападение во фланг или тыл неприятеля (фланкирование), сочетающееся со стремительной атакой в лоб (подробно об этом пишет сам Бабур ниже).

№	Mualifning boshqa asaralari
1	Boburnoma [Zahiriddin Muhammad Bobur] 5534
2	Бабур-наме (Предисловие) [Zahiriddin Muhammad Bobur] 1587
3	Бабур-наме (часть II) [Zahiriddin Muhammad Bobur] 1116
4	Бабур-наме (часть III) [Zahiriddin Muhammad Bobur] 1124
5	Бабур-наме (часть IV) [Zahiriddin Muhammad Bobur] 1372
6	Бобурнома [Zahiriddin Muhammad Bobur] 1439
7	Devon [Zahiriddin Muhammad Bobur] 1516
8	Девон [Zahiriddin Muhammad Bobur] 1023
9	Gʻazallar, ruboylar [Zahiriddin Muhammad Bobur] 60681
10	Ғазаллар, рубойлар [Zahiriddin Muhammad Bobur] 1638

№	Eng ko'p o'qilganlar
1	Gʻazallar, ruboylar [Zahiriddin Muhammad Bobur] 60681
2	Yulduzlar mangu yonadi (qissa) [Togʻay Murod] 43641
3	Gʻazallar [Nodira] 37949
4	Guliston [Sa’diy] 33202
5	Hikmatga toʻla olam (gʻazal, ruboiy... [Sa’diy Sheroziy] 20783
6	Мусульманские имена (част... [Ibn Mirzakarim al-Karnaki] 20214
7	Vatanni suymak [Abdulla Avloniy] 16068
8	Yulduzli tunlar (I- qism) [Pirimqul Qodirov] 15872
9	Mehrobdan chayon (I- qism) [Abdulla Qodiriy] 13265
10	Alkimyogar (roman) [Paulo Koelo] 12883